Виртуальная история: альтернативы и предположения

Само собой, стратегию умиротворения сложно было назвать иррациональной в 1938 г., когда Британия в военном отношении была не готова к войне, которую очень хотела развязать Германия. Гитлер чувствовал, что проиграл Чемберлену, когда тот дипломатическим путем фактически лишил его желанной войны против Чехословакии, которую Гитлер планировал с весны 1938 г. В недавно опубликованных выдержках из дневников Геббельс описывает Чемберлена как “холодного” “английского лиса”, своими уловками расстраивающего планы Гитлера на короткую и жестокую войну с чехами. Судя по всему, порой немного манерная дипломатия Чемберлена в Берхтесгадене сумела убедить немцев, что он не блефует, заявляя о риске британского вмешательства: “Доходит до того, – писал Геббельс, – что Чемберлен вдруг встает и уходит, словно сделал свое дело и нет смысла продолжать, так что он может невинно умыть руки”. Двадцать восьмого сентября Гитлер решил спросить у помощника Чемберлена сэра Хораса Уилсона “напрямую, хочет ли Англия мировой войны”, на основании чего можно сделать вывод, что у него были такие опасения в отношении Чемберлена. Геббельс, который шестью днями ранее был уверен, что “Лондон безмерно боится силы”, был вынужден заключить, что “мы не ведем к войне… Нельзя рисковать мировой войной из-за поправок”[803].

Что если бы, вместо того чтобы настаивать на судьбоносной конференции четырех держав в Мюнхене, Чемберлен ограничился бы определенной гарантией встать на защиту Чехословакии, если она подвергнется нападению? Мы знаем, что на заседании 30 августа 1938 г. Кабинет единодушно согласился, что “если Гитлер войдет в Чехословакию, мы должны объявить ему войну”, но Чемберлен настоял на том, чтобы сохранить это обязательство в тайне, поскольку не хотел “угрожать герру Гитлеру”. Что, если бы он этого не сделал? Могло ли это, как часто предполагалось, стать сигналом к военному перевороту, нацеленному на свержение Гитлера? Это кажется крайне маловероятным – и не в последнюю очередь потому, что ключевая фигура, начальник Генерального штаба Людвиг Бек, подал в отставку за несколько дней до решающего заседания Кабинета (о чем объявили только на следующий день после заседания). Как бы то ни было, Чемберлен колебался по вопросу о свержении Гитлера[804]. “Кто даст гарантию, что после этого Германия не станет большевистской?” – спросил он у французского генерала Гамелена накануне Мюнхенской конференции.

Сегодня мы считаем Мюнхенское соглашение ужасным предательством чехов – каким оно и было. Чтобы избежать войны, Чемберлен фактически заставил их отказаться не только от Судетской области, но и от возможности обороняться. И все же в то время Гитлер счел это провалом, а не победой своей политики: он хотел добиться быстрого, жесткого решения, а не дипломатического компромисса. Он вернулся в Берлин, негодуя из-за признаков народного стремления к миру в Германии, и приказал провести новую пропагандистскую кампанию, чтобы подготовить немецкий народ к войне. Чемберлена, напротив, по возвращении в Британию встречали как героя. Его популярность на фоне подписания Мюнхенского соглашения была так высока, что не приходится и сомневаться: если бы он объявил о проведении всеобщих выборов – на чем настаивали некоторые из его ближайших советников, – то одержал бы разгромную победу, которая затмила бы победы 1931 и 1935 гг.

Само собой, его достижения в Мюнхене оказались эфемерными. Пятнадцатого марта 1939 г. Гитлер просто в одностороннем порядке отозвал гарантии, которые предоставил ослабленному чешскому государству, и начал вторжение в страну. Часто считается, что именно в этот момент война стала неизбежной. И все же даже после этого еще звучали громкие голоса в поддержку политики умиротворения. Предоставленную Польше в начале апреля гарантию неизбежной было не назвать. Первой реакцией Чемберлена на оккупацию Праги стала надежда на “возможность снять напряжение и вернуться к нормальным отношениям с диктаторами”. Польские вопросы не слишком волновали Британию, пока не разразилась война и Министерство информации не привлекло к ним достаточного внимания. Ллойд Джордж и многие социалисты жестко критиковали антисемитское и недемократическое правительство генерала Бека и полагали, что оно получает по заслугам за свое поведение в период Мюнхенского кризиса, когда оно воспользовалось моментом, чтобы отобрать у Чехословакии Тешин. Ллойд Джордж даже заметил, что дать Польше независимость было все равно что дать обезьяне карманные часы. Если бы Гитлер переиграл судетский гамбит – и настоял на передаче Германии Данцига и “польского коридора” через Пруссию на базе самоопределения, – вряд ли что-то смогло бы помешать возникновению общеизвестного casus belli. В конце концов, 80 процентов жителей Данцига изъявляли желание присоединиться к Германии.