Виртуальная история: альтернативы и предположения

Планируя вторжение в Австрию, Чехословакию и Польшу, Гитлер колебался между уверенностью, что Британия слишком слаба, чтобы вступать в войну, и убежденностью, что Германия сможет выдержать ее натиск. На встрече с военачальниками в мае 1939 г. он выразил “сомнение в возможности мирного урегулирования ситуации с Англией. Нужно готовиться к открытому столкновению. В нашем развитии Англия видит становление гегемонии, которая ослабит Англию. Следовательно, Англия – наш враг, а столкновение с Англией – вопрос жизни и смерти”[823]. Ничто так не показывает истинное отношение Гитлера к Англии, как план “Z” – принятая 27 января 1939 г. программа по перевооружению военно-морского флота, в соответствии с которой германский флот к 1944–1946 гг. должен был оказаться способен тягаться с любой морской державой, включая Британию и Соединенные Штаты. Джон Киган предложил гипотетический флотский сценарий: “Если бы Германия в начале войны отправила в бой 300 подводных лодок, о необходимости которых для победы в битве за Атлантику Гитлеру твердил Дёниц, Британия точно оказалась бы выведена из строя задолго до того, как события на Тихоокеанском театре военных действий обусловили бы вступление в войну США”[824]. Учитывая, что собственные ресурсы обеспечивали лишь половину продовольственного потребления Британии, а вся нефть, резина и цветные металлы импортировались в страну, подводная блокада поставила бы Британию на колени.

Гитлера действительно встревожило британское объявление войны, однако ошибочно будет на этом основании считать его последующие предложения о мире искренними. Через два дня после предложения о мире в октябре 1939 г. он сказал фон Браухичу и Гальдеру: “В войне целью Германии… должно стать окончательное военное поражение Запада… Эту фундаментальную цель следует время от времени корректировать во имя пропаганды… [Однако] это не меняет собственно цели… [которая заключается] в полном уничтожении французских и британских войск”[825]. Даже решение атаковать Россию имело антибританский компонент. Тридцать первого июля 1940 г., всего через двенадцать дней после предложения о мире Британии, Гитлер заявил: “В наибольшей степени Британия полагается именно на Россию… Разбив Россию, мы разобьем последнюю надежду Британии”[826]. Тот факт, что Гитлер снова и снова менял свою тактику, сочетая расовые задачи расширения жизненного пространства с собственной версией великой стратегии, нередко заставляет историков сомневаться в его истинных намерениях. Реальность такова, что с 1936 г., если не раньше, Гитлер считал итоговое столкновение неизбежным, даже если оно и произошло на досадных расовых основаниях и состоялось на пять лет раньше необходимого. Заманчива мысль о заключении мира с “этим человеком”, как называл его Черчилль, ведь в результате сохранилась бы Британская империя и выстояла консервативная власть. Если бы Британия не встала на защиту Польши, если бы Британия заключила мир в мае 1940 г. или до начала операции “Барбаросса”, если бы Британия упала на колени под натиском 300 субмарин, отправку которых рекомендовал адмирал Дёниц, – какой альтернативный сценарий ни рассматривай, итог был бы один: подчинение Третьему рейху.

Следовательно, Черчилль был прав. Когда в среду, 5 октября 1938 г., он поплыл против течения всеобщей эйфории и денонсировал Мюнхенское соглашение в Палате общин, он открыл истину:

[Н]е может быть никакой дружбы между британской демократией и нацистской властью – той властью, которая попирает христианскую этику, которая поддерживает свое движение вперед варварским язычеством, которая похваляется духом агрессии и завоевания, которая черпает силу и извращенное удовольствие в гонениях и, как мы видели, с безжалостной жестокостью использует угрозу смертоносной силы. Эта власть не может быть надежным другом британской демократии. Я нахожу невыносимой мысль о том, что наша страна входит в орбиту нацистской Германии, попадая под ее власть и влияние, а наше существование оказывается в зависимости от ее воли и прихоти[827].