— Ну, на самом деле это не всегда происходит именно так. Например, сегодня все будет немного по-другому.
— Они встанут вдоль стены, — нетерпеливо прервала его девушка, — и вы им прикажете по одному делать шаг вперед, поворачиваться боком и все такое, разве не так?
— Мы подумали, что в данном случае это будет не совсем удобно. В первую очередь для тебя.
— Ну не знаю. — Казуми с подозрением посмотрела на него, словно опять намереваясь попросить не считать ее за дуру.
— Кстати, я хотел сказать тебе кое-что еще. Может, об этом тебе тоже уже говорили, тогда я заранее прошу прощения, что повторяюсь. Если даже ты узнаешь кого-либо из этих людей и будешь уверена в том, что видела его или ее раньше, это вовсе не сделает того, кого ты опознаешь, главным подозреваемым в убийстве твоего отца. Так что не волнуйся, и, как только будешь готова, мы начнем.
— Я ни капли не волнуюсь.
Такегами усмехнулся.
Девушка внимательно рассматривала зеркало, чуть ли не касаясь его носом:
— И что, сквозь него реально не видно того, кто находится за ним? С виду похоже на самое обычное зеркало.
— Да, как я и говорил.
— Но ведь те, кто сегодня сюда придет, скорее всего, тоже видели фильмы про полицейских и, как и я, сразу поймут, что к чему, и заподозрят, что я за ними оттуда наблюдаю?
— Они будут лишь знать, что по ту сторону зеркала кто-то есть, но не смогут догадаться, что там именно ты.
Казуми задумчиво помолчала, а потом сказала, обращаясь уже не к Такегами, а к офицеру Футигами, стоявшей у двери:
— Знаете что? Со вчерашнего дня я изо всех сил стараюсь припомнить все подробности того, что я видела.
Быстро обменявшись взглядом с Такегами, женщина ответила:
— Ну и как? Есть результат?
Девушка наморщила лоб и нахмурила свои тонкие крашеные брови:
— Мне кажется, стало только хуже. Чем больше я об этом думаю, тем меньше я уверена в точности своих воспоминаний — они словно ускользают от меня.
— Так иногда бывает, — успокоила ее Футигами. — Думаю, тебе лучше не усердствовать сверх меры. Пусть все идет своим чередом.
— Если ты против, мы можем не проводить опознание, — заметил Такегами.
Казуми поспешила его разубедить:
— Нет-нет, я готова. — Она решительно тряхнула головой, так что ее каштановые волосы шелковой волной рассыпались по плечам. — Я в порядке, честное слово. Я справлюсь.
— Мы ценим твою готовность помочь, но ты не должна перенапрягаться. Как только ты поймешь, что с тебя хватит, ты можешь в любой момент остановить допрос.
— Все будет нормально. Вот только я хотела кое о чем спросить. — Глаза у девушки заблестели. — Что, если мне захочется задать им какой-нибудь вопрос, ну, или, скажем, мне понадобится, чтобы кто-нибудь из них сделал определенный жест или встал боком? Это как-нибудь можно будет устроить?
Такегами повернул голову и показал еле заметный провод, подведенный к правому уху:
— Смотри, какая штука. Это не слуховой аппарат, а радиотелефон. Он подсоединен к телефону в соседней комнате. Если тебе потребуется что-нибудь мне передать, можешь смело сказать об этом детективу Исидзу или офицеру Футигами, и они свяжутся со мной. Еще в этом кабинете установлен высокочувствительный микрофон, так что за стеной вам будет отлично слышно все, что здесь говорится.
Казуми, кажется, наконец успокоилась и улыбнулась. Она сказала, что хочет сходить в туалет до начала допроса, и офицер Футигами пошла ее проводить.
Когда обе удалились, Токунага снова сел за стол. Он поднял брови и задумался.
— Сколько ей лет, не напомните? — спросил он коллегу.
— Шестнадцать.
— Выглядит на все двадцать. Макияж классный, что и говорить. Ведет себя достаточно бесцеремонно, как мне показалось.
— А чего ты ожидал? Нынешняя молодежь вся такая: они думают, что без наглости в жизни не преуспеть.
— Преуспеть, говорите? В чем, интересно? В работе? Или в личной жизни? Где наглость особенно помогает? — ехидно поинтересовался Токунага.
— А, ну да, ты ведь все еще бобыль, насколько я знаю?
— Бобыль — слово-то какое! Так уже давно никто не говорит. Теперь это называется холостяк, а еще точнее — свободный мужчина.
— Да вас, свободных мужчин, тут столько развелось, что плюнуть некуда. Когда уже одумаетесь?
— Мы все ждем, пока подрастет ваша Норико. Говорят, она красавица, глаз не отвести.
— Кто говорит?
— Преимущественно тот кретин.
Такегами презрительно фыркнул:
— Акидзу, что ли? Ему тут точно нечего ловить. Все знают, что он меняет женщин как перчатки. Нам бабники ни к чему.
— Почему-то меня ваша реакция не удивляет.
Такегами попытался представить себе лицо дочки. Если бы Норико вела себя так же, как только что Казуми Токорода, что бы это могло значить? Если бы его малышку привели в кабинет для допросов и инструктировали перед опознанием преступников, как бы она реагировала?
— Я ее холил и лелеял, всю душу вложил в ее воспитание, и вот на тебе — она взяла и влюбилась в полицейского, — проворчал Такегами.
Токунага восторженно присвистнул.
— В колледже она встречалась с одним, но потом бросила его ради этого парня.