Виртуальная терапия

– Свирель, -сказал Максим.

– Что? – уточнил Андрей Сергеевич.

– Играла свирель, – уверенно повторил Максим.

– В том числе и свирель, – сказал доктор, – но не только она.

– Выпьем, – предложил Дмитрий.

– Выпьем, – поддержал Максим.

– Выпьем, – согласился доктор и продолжил свой рассказ. – Раньше я никогда не слышал подобной музыки, в ней были любовь, дружба, преданность, верность, честь, доблесть, отвага, справедливость и что-то еще, ради чего стоит жить и стоило бы прожить заново будь такая возможность. Там была только музыка, совсем не было слов, но я слышал и понимал, о чем музыка, я чувствовал – моя душа ликовала, мне хотелось петь. Каждому чувству, каждому положительному качеству и свойству человеческой души, соответствовал свой инструмент и все они звучали в унисон, только иногда одни инструменты становились чуть тише, а другие чуть громче. Периодически менялся мотив, и один из инструментов начинал играть сольную партию, но сольная партия была непродолжительной, так как ее подхватывали поочередно другие инструменты, плавно мелодично и едва слышно на первых нотах, в процессе гармонично и равнозначно сливаясь с общей мелодией, сохраняя при этом собственный неподражаемый звук. Я сел за столик в привокзальным кафе, заказал кофе и слушал музыку в ожидании заказа. Кофе мне принесли не сразу, к тому времени, как его принесли, уже сменилось несколько ведущих инструментов, и я отчетливо слышал сольную партию свирели – песнь любви, но любви не только к женщине, а любви в самом широком ее понимании. Я вспомнил о своей любви и в душе пробудились восторженные, сентиментальные и сладостные чувства, я отхлебнул кофе, который оказался невыносимо горьким – это был вкус потерь и поражений, с привкусом глупых и непоправимых ошибок. Ко мне подошел человек в форме проводника и указал рукой на один из выходов: «Вам туда сказал он». Я стал подниматься со стула, выражая желание пойти немедленно, но проводник положил мне тяжелую руку на плечо, и я невольно опустился обратно на стул. Проводник сказал, что я должен допить кофе, если хочу отправиться в мир из которого пришел. На мои замечания по поводу нестерпимо горького вкуса он ответил: «Ничем не могу помощь это твоя боль, это горечь твоей собственной жизни и только допив до дна ты сможешь ощутить ее всю разом. А потом если пожелаешь вернуться в тот мир, то сможешь вернуться, а если решишь раз и навсегда ее забыть, то тебе надо будет проследовать к другому выходу». Ничего не оставалось – я продолжил допивать напиток с каждым глотком становилось все хуже, горечь стала нестерпимой, так будто напиток плохо размешали, и самая суть еще оставалась на дне. Меня жутко тошнило и выворачивало наизнанку, но не организм, а душу и разум. Боль была запредельной, горечь в душе разрушающей, противоречивые мысли путались, одна накладывалась на другую, вступая друг с другом в союзы и конфронтации, мне хотелось разбежаться и удариться об стенку головой, так чтобы разом исчезли все мысли и чувства. Зачаровывающая музыка казалась циничной издевкой над моей болью. Я взболтал остатки напитка и выпил залпом – в глазах потемнело, я был близок к тому чтобы потерять сознание, но проводник поднял меня со стула и обхватив своей длинной рукой повел к нужному выходу. Никаких связных мыслей уже не было, лишь притупившаяся боль, туманное сознание и пронзающая туман музыка. Проводник помог мне спуститься вниз по ступенькам провел по узкому коридору, и мы оказались прямо у раскрытых дверей вагона электрички, тут я все же отключился.

Очнулся я на нашем городском вокзале в тот момент, когда прямо на меня намеревался сесть уставший хмельной гастербайтер, в грязной робе с надписью «газрусмашинерити-инженеринг» или что-то вроде того. Я понял, что невидим и от одного осознания этой мысли, как от внезапного осознания сна во сне я стал на мгновение вполне материален и осязаем. Я громко кашлянул, и темный строитель светлого будущего вздрогнул и извинился. Я встал и пошел к выходу в город, но тут я понял, что меня все видят и стал невидим. В пути пришло новое откровение – мне не зачем было идти, переставляя ноги, достаточно было только представить себя там, где я хочу оказаться, и я оказался там, в подъезде возле квартиры Ани. Не сразу, конечно, около двух часов я провел в своей квартире с женой и дочерью, но тут без подробностей – это слишком личное и об этом слишком тяжело говорить. Я изо всех сил старался стать видимым и осязаемым для них, но не смог как бы ни старался. Лишь потом я понял, что это совершенно правильно и разумно придумано. Как бы они отреагировали, увидев меня, когда несколько часов назад увезли мой труп? – доктор замолчал, наклонил голову, протер глаза и после непродолжительной паузы продолжил. – И тогда я отправился к Анне, она ведь еще не могла знать и не знала, что я умер. Там уже постепенно я все ей рассказал и объяснил, как смог, примерно, как вам сейчас. Думаю, что подробности вам ни к чему. Вот так вот, – заключил Андрей Сергеевич.