Виртуоз

К ним приблизились Королькова с лазурным бантом и адмирал в белом парадном кителе. Оба держали золоченые венцы, усыпанные самоцветами. Адмирал, по указанию священника, воздел венец над головой Алексея, а Королькова поместила венец над головой Марины. Вчетвером, под тягучие песнопения, они несколько раз обошли аналой, и свечи в их руках продолжали гореть. У священника появился деревянный ларчик. На дне его, на темно-синем бархате, лежали обручальные кольца. Священник надел кольца ему и Марине на безымянные пальцы. Снова что-то спросил, улыбаясь добрыми синими глазами, и Марина торопливо ответила: «Да». Повернула к Алексею лицо, стала приближать к нему раскрытые дышащие губы. Он поцеловал их сладкую мякоть до самой глубины. И вдруг оцепенение кончилось. Синие лучи прянули из купола, как звуки из небесной трубы. Радостная, могучая сила подхватила их обоих, вознесла в бесконечную высоту, где не существовало мыслей и слов, а только одна необъятная, ликующая, сочетающая их любовь. Они держались в этом ослепительно свете, не ведая времени. Опустились на каменные плиты собора.

Их поздравляли, целовали, жали руки. Преподносили подарки. Женщина-мэр вручила Марине изумрудное парчовое платье из гардероба императрицы Анны Иоанновны. Адмирал подарил Алексею офицерский кортик времен Александра Второго. А директор Эрмитажа, скромно поклонившись, передал Марине золотой гребень с оленями из собрания скифского золота.

— Ну что ж, мои дорогие, — произнесла Королькова. — Теперь в вашем распоряжении катер. Совершите свадебное путешествие по нашим венецианским каналам. По пути вы можете причалить к Петропавловской крепости и посетить усыпальницу Романовых. А вечером, как было условлено, мы ужинаем в Константиновском дворце, на серебре и саксонском фарфоре, принадлежавшем императрице Александре Федоровне. До вечера, мои дорогие!

Голубой бант заколыхался среди телохранителей, словно ей на голову присела бабочка из лесов Амазонки.

Их привезли на набережную Фонтанки, где шершавые ступени спускались к зеленой воде и у причала плавно покачивался катер. Блестели на солнце медные детали. На белом корпусе играла солнечная вязь. Золотистым деревом были отделаны кабина, палуба и скамейки. За прозрачным щитком находились циферблаты и приборы управления. За кормой слабо развевался морской, с синими диагоналями, флаг. С катера протянул им руку красивый молодой офицер в белой парадной форме с золотыми нашивками.

— Осторожно, здесь слегка качает, — он элегантно помог Марине перебраться на катер, усадил ее на корму, под флаг. — Мы совершим прогулку по Фонтанке, Мойке, каналу Грибоедова. А потом пойдем по Неве, где возможна небольшая качка. Вот, возьмите, на случай, если покажется ветрено, — он протянул Алексею два шерстяных пледа с заботливостью радушного хозяина.

Они уселись с Мариной на корме, рядом с полотняным флагом. Над их головами опускался и приподнимался каменный парапет с чугунным кольцом. Выше виднелся фасад красивого дома с лепными карнизами, балконами, вытесанными из камня дельфинами. Офицер тронул невидимую кнопку на пульте. Мотор взыграл, толкнул вперед катер, и казалось, два дельфина соскользнули с фасада в реку, маслянисто и гладко погнались за катером, разгоняя стеклянную волну от берега к берегу. Дух захватило от скорости, от шлепающего, шумного флага, от лихих виражей, которые, красуясь и бравируя, закладывал офицер, желая понравиться Марине. Вода впереди была неподвижная, с отражением разноцветных зданий. Но за кормой все цвета были смешаны. Черная рытвина, оставляемая катером, была окружена яркой пеной, в берега ударяли синие, изумрудные, малиновые буруны. Фасады растворяли в воде свой цвет, свою каменную материальность, сами же, невесомые, словно облака, летели по сторонам, вспыхивая на мгновение окнами.

Какие-то подростки и девушки сидели на парапете, любовались катером.

— Мы вас знаем! — закричала одна. — Вы царь! Вы царь! — Алексей хотел крикнуть в ответ, но налетал мост, катер нырнул в темноту, в запах тины, и, выскакивая по другую сторону арки, он успел разглядеть висящий над мостом граненый фонарь, золотую, обвитую змейкой стрелу.

— Я тебя так люблю… — Марина прижималась к нему, натягивая на обоих клетчатый плед. — Так люблю тебя среди этого волшебного города, среди этой неповторимой красоты. Буду любить тебя в минуты нашего счастья, нашего триумфа. И в минуты несчастий и поражений, если Богу угодно будет их нам послать. Но ты, я знаю, будешь великий. И город это знает. Он славит тебя, своего Императора.

— Я буду любить тебя во время непосильных трудов и военных походов, в плену и в поражении, на эшафоте и под падающим пробитым знаменем. Но я уверен, я сделаю Россию великой. Благодаря тебе, благодаря твоей любви.