Виртуоз

Ромул слегка успокоился, хотя раздражение и недоверие оставались. Ласковые, выпуклые глаза Президента скрывали в своей глубине чернильную, непроглядную муть, в которой, как в океанских впадинах, жили таинственные чудища подводного мира.

— Ты сегодня идешь на освящение колоколов в Свято-Даниловский монастырь? — спросил Рем, желая успокоить мнительного друга. — Я бы тоже присоединился, но, увы, встречаюсь с губернатором-казнокрадом. Тебе — небесное, мне — земное. Тебе — чистота, мне — грязь. Ну, ничего, скоро мы поменяемся ролями, и ты снова займешься земными президентскими делами.

Экран погас, оставив в душе неясную тревогу, неисчезающее чувство опасности, словно в экран скользнул и спрятался гибкий чешуйчатый хвост.

Он отправился в монастырь, где освящались привезенные из Америки колокола. Прославленный еврейский олигарх, составивший несметное достояние на русской нефти, алмазах и никеле, отблагодарил матушку-Россию, выкупив у американцев русские колокола, вывезенные другим еврейским олигархом Хаммером и годы русских бедствий.

На монастырской площади, среди храмов и служебных построек, был сооружен деревянный помост. Колокола висели, как смуглые фантастические груши. Служили молебен. Митрополит Арсений в серебряном облачении кропил колокола. Олигарх набожно крестился, терпеливо подставлял лицо под ворох солнечных брызг. Множество народа окружало помост, радовалось встрече с православной святыней. Завершив чин освящения, митрополит Арсений подошел к Ромулу и предложил ему ударить в колокол.

— Пусть ваша рука, столько сделавшая для благоденствия Отечества нашего, первая исторгнет звук радости, возвещая о торжестве православия.

Все телекамеры устремились к Ромулу. Он торжественно приблизился к самому большому колоколу. Взялся за веревку, привязанную к кованому языку. Потянул. Язык не сразу коснулся колокола, и Ромулу пришлось несколько раз напрягать и раскачивать тяжелое било. Удар получился гулкий, глубокий, рокочущий. Звук медленно выплыл из колокола и, не растворяясь в воздухе, полетел, продолжая на лету звенеть, переливаться, играть множеством оттенков и звучаний. Ромул почувствовал, что с этим звуком от него отделилась невидимая, сочная часть его сущности, стала удаляться, и он чувствовал случившуюся с ним утрату. Снова ударил, и еще одна доля его сущности, заключенная в рокочущий, торжественный звук, покинула его и полетела над головами, над церковными кровлями, через монастырскую стену, в невидимый город, где кто-то незримый принял в себя этот звук, вдохнул, стал сильнее, крупнее, величественнее. Он бил и бил, чувствуя, как исчезают, как истекают из него живые силы и его становится все меньше и меньше. Звоны, которые он извлекал из старинной меди, были погребальными. Он продолжал раскачивать кованый язык, и слезы текли по лицу.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Утром, пользуясь одиночеством, Алексей позвонил Марине. Нажимая светящиеся кнопки, испытывал нежность к крохотным цифрам, каждая из которых издавала едва уловимый музыкальный звук, приближала их свидание.

— Это ты? — услышал он ее взволнованный голос, близкое, чудесное дыхание. — Я скучаю. Тебя нет рядом.

— Мне очень тебя не хватает. Все вспоминаю наше свидание. Твой платок, которым ты перевязала мне руку, он пахнет твоими духами. Достаю его и целую.

— Вчера проходила мимо ресторанчика, где мы с тобой ужинали. Зашла и сидела за столом, где мы смотрели на реку, читали наизусть Гумилева. Выпила чашечку кофе. Мне было так одиноко.

— Сегодня вечером я приеду. Мне нужно с тобой посоветоваться. Происходят странные вещи. Мне не с кем поделиться.

— Я тебя очень жду.

Он смотрел на погасшую клавиатуру, блаженно улыбался. Достал из-под подушки платок с запекшимися брызгами крови. Прижал к губам. Легкая ткань источала благоуханье. Любимая женщина была рядом. Он касался ее губами.

В дверь громко, бесцеремонно постучали. Министр обороны Курнаков, красно-сизый, выбритый, пахнущий туалетной водой, возник на пороге. Вслед за ним вошел незнакомый человек с гладким розовым черепом, полными веселыми губами и выпуклыми, водянистыми, как у земноводных, глазами.

— Здравия желаю, Алексей Федорович! — бодро приветствовал Курнаков. — Разрешите представить: министр энергетики и промышленности Данченко. Передаю вас, как говорится, из рук в руки.

Алексей был смущен. Торопливо прятал платок, убирал в карман телефон, в котором теплилось эхо любимого голоса.