Виртуоз

Виртуоз смотрел в окно, за которым росло громадное дерево, уходящее корнями в бледное московское небо, опустившее крону к башням и соборам Кремля. На ветках вещего дерева качались золотые плоды, вкусив которые мудрец приобщался к божественным знаниям, а правитель становился помазанником. Плоды качались, ударяли один о другой, издавали звоны, от которых у Виртуоза кружилась голова. Казалось, стоит откусить золотую мякоть, ощутить на губах таинственную сладость, и откроется долгожданный путь в небо, распахнется лазурь, и в душу вольются необъятные смыслы, проникнут неизреченные знания об истинном устройстве Вселенной.

— Ты действительно этого хочешь? — слабо спросил Виртуоз.

— Не знаю… Здесь таятся большие возможности.

— Ты гениален.

— Здесь только мое предчувствие. Ты со своими методиками сможешь воплотить это в жизнь.

— Это опасно.

— Власть опасна. Никто не может сказать, как завершит свое правление властитель. Повезут ли его на лафете под звуки траурных маршей, среди рыдающих толп и склоненных знамен. Или сбросят с колокольни Ивана Великого, зарядят его трупом пушку, и выстрелят в сторону Москвы-реки.

— Ты гениален, Артур. Я буду думать… — Виртуоз поднялся, собираясь уйти.

— Подожди, у меня к тебе просьба, — остановил его Рем.

— Слушаю.

— Покажи мне эту заветную тибетскую позу «Скрипичный ключ».

— Ты знаешь об этой позе? Откуда? — изумился Виртуоз. Он хранил в тайне этот пластический иероглиф, входивший в инструментарий метафизической хирургии. Дважды он осуществлял магическую пересадку сердца — от Ельцина к Долголетову и от Долголетова к Лампадникову. Открыл сокровенную позу Долголетову, мосле чего тот вырвал сердце у Ельцина. Просьба Рема испугала его. Желая овладеть этой позой, Рем замышлял вырвать у Ромула сердце. — Откуда ты знаешь об этой позе?

— Я спускался в «Стоглав», беседовал с профессором Коногоновым. Он сообщил, что, сканируя мозг Ельцина, расшифровал его предсмертный вскрик: «Он принял позу «Скрипичный ключ»! … Изображает «Скрипичный ключ! … Он вырывает мне сердце!» Ты не раз рассказывал мне о метафизической трансплантации сердца Долголетова в мою грудь. Я чувствую, как во мне бьются два сердца, его и мое. Сердце Долголетова диктует мне свою волю. Я хочу от него избавиться.

— Этой позой нужно долго овладевать. Эта танцевальная поза есть поза палача, высекающего сердце из груди своей жертвы.

— Я не стану брать у тебя уроки этого зловещего балета. Просто покажи один раз.

Виртуоз вышел на середину кабинета. Выпрямил спину. Туго напряг крестец. Приподнял левую ногу, повернув стопу внутрь. Распростер в воздухе руки, придавая им форму пропеллера. Молниеносным взмахом провел ладонью перед грудью, мысленно ее рассекая, срезая с аорты красный бутон дрожащего сердца.

— Вот и все, — сказал он, видя, как в темных глазах Рема полыхнул торжествующий огонь, словно моментальная вспышка фотографа.

Рем встал посреди кабинета, пытаясь повторить танцевальный этюд. Его приподнятая нога смешно вывернулась. Руки криво загнулись. Он был похож на жука, посаженного на булавку.

— Нет, не могу, — разочарованно произнес Рем, — Не дается и мне загогулина.

— Я пойду, — сказал Виртуоз, унося с собой провинциальную газету.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Президент Лампадников находился в своей подмосковной резиденции «Барвиха-2», предполагая посвятить утро наблюдениям за животными в небольшом зоопарке, который размещался тут же, на территории усадьбы. Зоопарк— единственное нововведение, которое позволил себе Лампадников, заступая на место своего предшественника Долголетова, не подвергая перестройке простое и красивое здание резиденции. Он уже облачился в прогулочный костюм, достал фотоаппарат, подаренный ему премьер-министром Англии, чтобы сделать несколько снимков уссурийского тигра, недавно помещенного в зверинец. Предстояло утреннее кормление зверя. На завтрак хищнику был доставлен живой олень. Лампадников хотел запечатлеть сцену поедания оленя, чтобы пополнить серию своих «натурфилософских» фотографий. Он давно уже оставил ружейную охоту, предпочитая «охотиться» с фоторужьем, отыскивая в природе моменты схваток и поеданий. Бабочка, которую склевывает трясогузка. Дрозд, в которого вонзается ястреб. Гусеница, которую поедают муравьи. Политическая жизнь, в которой он участвовал, тоже была непрерывной едой — утром на стол гурману подавали зажаренного и проперченного политического противника, а на ужин он сам становился вкусно приготовленным блюдом. Эти забавные размышления были прерваны появлением секретаря, который доложил, что экс-президент Долголетов направляется в «Барвиху-2» и просит его принять. Раздосадованный тем, что ему помешали в приятном времяпрепровождении, Лампадников, он же Рем, отложил фотокамеру и принялся ждать.