Виртуоз (в сокращении)

Я смотрел, как Амелия наверстывает упущенное, узнавая, что случилось со мной за прошедший год. Она читала мои комиксы, сидя за столом, я расположился на ее кровати. С комиксами я не расставался никогда, с того самого дня, как в последний раз видел Амелию. Я нарисовал, как уехал на восток. Как получил первую работу. Как очутился в Нью-Йорке. Какой ужас пережил в коннектикутском особняке. Как добирался до Калифорнии и что было потом.

Амелия читала страницу за страницей, и по ее щекам текли слезы. Поэтому я и приехал сюда, думал я. Вот она, единственная причина. Если хоть один человек на всем белом свете сможет понять, через что я прошел, человек, который знает, какой я на самом деле. Больше мне ничего не надо.

Закончив, она аккуратно собрала страницы в стопку и вложила их в конверт.

— Хочешь сказать, — заговорила она, — мой отец втянул тебя во все это?

Я коротко кивнул. Не все так просто, но в целом так и есть.

— И ты стал взломщиком сейфов? И был вынужден уехать?

Да.

— Зачем же ты вообще согласился?

Ради тебя, мысленно ответил я. Но говорить об этом не хотел.

Я отвел взгляд. За окном угасал день.

— Майкл. Посмотри на меня.

Я повернулся к ней. Она дала мне блокнот и ручку.

— Почему ты не остановился?

Я написал: «У меня не было выбора».

Она прочитала. Подняла взгляд на меня:

— Но ведь это все не просто так. Ведь это…

Я с трудом сглотнул и прикрыл глаза.

— …связано с тем, что случилось с тобой в детстве?

Резкий поворот темы меня не удивил. Понять меня могла только Амелия.

— Я рассказала тебе, как моя мать покончила с собой, — напомнила она. — А ты так ничего и не объяснил. Что с тобой случилось? Ты собираешься рассказать хоть когда-нибудь?

Я не шевелился.

На мгновение она взяла меня за руку и тут же отпустила ее.

— Не знаю, почему у меня такие чувства к тебе — это же просто… просто помешательство. Но клянусь, ты никогда больше не увидишь меня, если не расскажешь, как ты стал таким!

Подумав, я взял блокнот и написал:

«Идем».

— Куда?

«Я покажу тебе, где все случилось».

Уже начинало смеркаться. Амелия сидела у меня за спиной, я млел от прикосновения ее рук к талии. Мы выехали из Энн-Арбора и направились на восток. Я знал, куда лежит наш путь. Заплутать мы не могли: надо было просто ехать вперед до самой реки Детройт.

Время близилось к полуночи, когда мы миновали гигантский сталелитейный завод на реке. В воздухе уже давно пахло дымом и гарью, на зубах скрипел песок. Амелия покрепче обняла меня.

Я вез ее дальше, зная, что мы уже почти на месте. Наконец я увидел мост.

Мост над Ривер-Руж.

Я посматривал на уличные указатели. Перед въездом на мост я сделал последний поворот налево. Мы выехали на Виктория-стрит и остановились.

— Это здесь? — спросила Амелия. — Ты правда здесь жил?

На южной стороне Виктория-стрит выстроилось шесть домов. На северной — стоял завод по производству гипсокартона, сам по себе похожий на город из кирпича и стали.

— Здесь всегда такой воздух? — спросила Амелия, прикрывая рот ладонью.

Пахло не только гипсом, но и коксом со стороны двух металлургических предприятий и вдобавок пованивало от водоочистной станции.

— В каком доме ты жил?

Я прошелся по улице и остановился перед домом. Амелия двинулась следом. Дом был простой, одноэтажный. С маленькой гостиной и тесной кухней. С тремя спальнями. Одной ванной. Подвалом, не знавшим ремонта. По крайней мере так мне запомнилось. Я жил здесь с рождения до того памятного дня в июне 1990 года.

Посмотрев на дом, я понял, что в нем никто не живет. Я знал, что он пустовал все десять лет. Никто не хотел покупать его. И дело было вовсе не в воздухе, пропахшем выбросами промышленных предприятий, и не в соседстве с заводом. Ты тоже не вошел бы в этот дом, если бы узнал, что в нем случилось.

А в городе об этом знали все. Все до единого.

Улица имела заброшенный вид. В дорожной сумке я разыскал фонарик. Взял Амелию за руку и повел к двери. Дверь была заперта, ручка не поворачивалась. Вытащив инструменты, я занялся замком. Он сопротивлялся меньше минуты. Я повернул ручку и толкнул дверь, мы с Амелией вошли в дом.

Первым, на что я обратил внимание внутри, был страшный холод. Даже теплый сентябрьский воздух в доме казался неестественно промозглым. Заводские фонари светили прямо в окна, разгоняя темноту.

Амелия молчала. Следом за мной она прошла в гостиную со скрипящим деревянным полом. В коридор, где было почти совсем темно. Потом она сильнее сжала мою руку, и я провел ее мимо ванной, большой спальни и моей прежней спальни. В свободную комнату в самой глубине дома.

Дверь в нее была закрыта. Я толкнул ее.

— Знаешь, мне здесь как-то не по себе. — Ее голос дрожал, слова гулко падали в пустоту.

Я поискал на деревянном полу неглубокие вмятины. Всего четыре. Примерно по центру дальней стены.

Я достал блокнот с ручкой и принялся рисовать. Но сразу понял, что в блокноте мне не развернуться. Зачем я всюду таскаю с собой дурацкий блокнот размером меньше салфетки? Разозлившись, я швырнул его об стену.

Внезапно Амелию осенило.