Розенблум немного побеседовал с парой. Он спросил, где они живут, в какую школу хотят устроить детей, чем любят заниматься по выходным. Потом рассказал о себе, и выяснилось, что им нравятся одни и те же рестораны и парки. Розенблум попросил их поделиться опасениями насчет прививок и поинтересовался другими проблемами: переживают ли они из-за того, что детям скоро в школу? Как относятся к употреблению сахара и газировки? На вакцинации он вовсе не настаивал – просто задавал вопросы, слушал ответы и делился своими мыслями. В конце беседы родители сказали, что хотят составить график вакцинации для своих детей сегодня же. «Все получилось, поскольку они почувствовали, что я их услышал, – объяснил мне Розенблум. – Если хотите, чтобы люди вас услышали – найдите способ наладить контакт».
Разговор «Кто мы?» имеет огромное значение, ведь наши социальные идентичности бессознательно влияют на то, что мы говорим, как слышим и что думаем. Наши идентичности помогают отыскать общие для обеих сторон ценности или заставляют идти на поводу у стереотипов. Иногда простое напоминание о том, что все мы личности многогранные, способно изменить то, как мы говорим и слушаем. Разговор «Кто мы?» помогает нам понять, как идентичности, которые мы выбираем, и идентичности, навязанные нам обществом, делают нас теми, кто мы есть[9].
Что же происходит, если простой разговор о наших идентичностях кажется угрожающим? Как научиться говорить и слышать в такие моменты?
Глава 7
Как сделать самые трудные разговоры более безопасными?
Проблема, с которой вынуждена мириться Netflix
Если бы вы спросили сотрудников
Фридланд начал с рассказа о том, что
Несколько групп по защите прав инвалидов уже выступили с возражениями, и компании следовало подготовиться к критике. Фридланд подчеркнул, что к жалобам нужно отнестись серьезно. Все должны понимать, насколько обидно звучит слово «дебил». По мнению Фридланда, услышать это – «удар под дых» для родителей ребенка с нарушением интеллекта. Затем, чтобы донести свою точку зрения, он предложил аналогию: это все равно, «как если бы афроамериканец услышал» – и тут он произнес слово на букву «н».
Разговоры смолкли. Настроение мгновенно изменилось.
Неужели он действительно так сказал?!
Казалось, Фридланд ничего не заметил. Он перешел к другим темам. Когда совещание закончилось, сотрудники вернулись на свои рабочие места. Одни не придали инциденту особого значения. Вторые рассказали о произошедшем коллегам, те, в свою очередь, рассказали третьим, которые рассказали четвертым. Двое сотрудников заявили Фридланду, что использование подобного слова совершенно недопустимо, тем более в устах менеджера высшего звена компании. Фридланд кивнул, еще раз извинился и уведомил о произошедшем отдел кадров.
«И вот тогда, – сообщил мне один из сотрудников, – началась гражданская война».
* * *