— Отобрана? — Брок почувствовал, как чуть ли не в унисон напряглись и замерли их тела.
— Когда я еще была девочкой-подростком, — прошептала она неожиданно усталым голосом, — я читала об одной испанской деревне в годы гражданской войны. Может, у Хемингуэя? Не помню точно, но думаю, что я его тогда уже почитывала… Как бы то ни было, эта деревня находилась высоко в горах, а над ее рыночной площадью нависала высокая отвесная скала. Когда одна из воюющих сторон захватывала деревню, победители отбирали людей, которые поддерживали другую сторону, отводили на эту скалу и сбрасывали в пропасть.
Она на мгновение замолчала, как если бы эта сцена проступила перед ней со всеми подробностями на снежном насте.
— Меня охватывал ужас, когда я пыталась представить себе, каково это — дожидаться своей очереди, видя, как твоих товарищей по несчастью одного за другим отводят в сторону, а затем, несмотря на их крики и мольбы о пощаде, сбрасывают вниз. Но вот глаза, высматривающие жертву, останавливаются на тебе, и ты понимаешь, что настал твой черед, и в следующий момент чувствуешь на себе чужие руки, которые влекут тебя к бездне…
Грейс, вся дрожа, сделала паузу, чтобы глотнуть воздуха. Брок, ожидая продолжения, хранил молчание.
Еще один глубокий вдох, похожий на тяжкий вздох.
— У меня рак, Дэвид. Вот в чем дело. Я больна раком.
— Ох, Грейс, я не…
— Его обнаружили у меня в июне. Опухоль в боку. Все лето мне делали химиотерапию, и, казалось, лечение помогло. Хотя я потеряла почти все волосы и чувствовала себя как мокрая тряпка, опухоль вроде как исчезла. Я знала, что выздоравливаю, и приезжала сюда пару раз, чтобы ускорить процесс реабилитации.
В прошлом месяце я пошла провериться. Волосы у меня начали отрастать, да и энергии прибавилось, хотя я все еще быстро утомлялась. Меня, надо сказать, это состояние вполне устраивало, поскольку напоминало о том, что мне удалось превозмочь, и позволяло надеяться, что мое тело восстанавливается. Но врачи пришли к выводу, что раку меня все-таки остался и не только остался, ной распространился по всему организму. И я начала понимать — из того, что они говорили и как они это говорили, — что поправиться мне уже не суждено. — Она чуть повернула в его сторону голову и посмотрела ему в глаза. — Этим летом я уже сюда не приеду. Я исчезну, провалюсь в бездну…
Брок отвернулся, не в силах выдержать ее взгляда.
— Грейс… Мне так жаль… вы не представляете…
— Эта мысль окончательно завладела мной и утвердилась в моем сознании, когда я увидела, как восприняли новость о рецидиве Уинстон и мальчики. Уинстон — это мой муж.
Она снова глубоко вздохнула.
— У нас двое сыновей. Ричард — восемнадцати лет и Артур — шестнадцати. Конечно, они отнеслись ко мне сочувственно, были внимательны и заботливы, как и в первый раз, но… Я вдруг начала замечать, что они воспринимают все происходящее как нечто вполне естественное. У них уже состоялась генеральная репетиция, когда они думали, что меня потеряют, и теперь знали, как ко всему этому относиться. Казалось, что они просто ждут, когда все это кончится, что они уже прошли через период душевного смятения, отрицания, скорби и тому подобного и не желают переживать все это снова.
Для меня же все разительно отличалось от первого раза, когда меня отвлекали от печальных размышлений о собственной особе печальные мысли о том, как трудно придется без меня моим домочадцам. Когда у меня обнаружили болезнь, я сказала Уинстону, чтобы он не чувствовал за собой вины, если ему снова придется жениться после того, как я уйду, поскольку я и представить себе не могу, как он один будет вести хозяйство и присматривать за детьми. Он сказал мне, чтобы я больше ему такого не говорила, но теперь я поняла, что он над этим все-таки задумывался, и не могу сказать, чтобы мне это понравилось. Нет, вы не подумайте, будто он стал желать мне смерти или что-нибудь в этом роде. Я уверена, что он сделает все, чтобы помочь мне выкарабкаться, насколько, конечно, это в его власти, — в конце концов, это он предложил мне сюда поехать. Просто в своем сознании он как бы уже переместился в будущее, где ему снова предстояло быть холостым мужчиной, и мне показалось, что эта мысль вовсе не была для него так уж непереносима. С этой минуты мне стало трудно общаться с подругами, особенно с одинокими, так как я все время задавалась вопросом: уж не потому ли они столь предупредительны и заботливы, что через месяц или два в моем доме будет жить симпатичный вдовец, которому понадобится их помощь?
Она вздохнула.