Вирус забвения

Нет, дальше он ничего не помнил. Только Элиота, который как-то быстро попрощался и исчез в толпе, сползающейся к «Доске объявлений».

«Callboard» находился в Даун Тауне. На огороженной периметром общественной территории перед Замком. В районе, в котором очутился Лохлан, мелькали знакомые названия – Поттерроу, Николсон, Форрест роуд. Над головой переплетались вторые и третьи уровни дорог и пешеходных зон. Иногда в просвете между огромными небоскребами, где, как правило, ютились древние церквушки, виднелся не столь далекий Замок.

Лохлан не мог с уверенностью вспомнить расположение улиц, названия которых ему удалось отыскать. В мире, где много десятилетий работала сеть и «балалайки» услужливо подсказывали любую топографическую информацию, о такой вещи, как вывески с названиями улиц или номерами домов, давно забыли. Остались они только на исторических памятниках, в угоду приезжающим в Анклав туристам.

Здесь, в Ньюингтоне, сеть работала, но «балалайка» Лохлана, которую он, несмотря на отсутствие связи, не вынимал из затылка, почему-то оказалась в кармане. Флетт здраво рассудил, что вытащил ее не просто так. Если он не помнит, когда и зачем сделал это, то не факт, что опасность, заставившая поступить подобным образом, уже миновала.

Он был в закрытой зоне Даун Тауна. На тщательно охраняемой безами территории.

На улице было немноголюдно, но совсем не пусто. Это Лохлан заметил только что, до сего момента ему казалось, что он скитается от небоскреба к небоскребу в совершенном одиночестве. Среди прохожих он дважды видел безов в форме, но, к счастью, на него не обратили внимания.

Лохлан не мог понять, как он преодолел заграждения и блокпосты. Как он оказался в закрытой зоне. Из глубин памяти то и дело появлялись какие-то отрывочные сведения, но мозаика складываться не желала. Он был уверен, что это очень важная информация, что ее необходимо вспомнить, но поделать ничего не мог – все, что он знал, все, происходящее с ним, исчезало, вытесняемое новыми впечатлениями. Стоило увидеть вокруг что-то, привлекавшее внимание, как из памяти исчезало какое-нибудь событие, произошедшее всего несколько минут назад. Он существовал в одном моменте.

Но, на удивление, это не очень мешало. Лохлан заметил, что в голове как будто что-то изменилось, появилась какая-то легкость. Мысли текли свободно, факты складывались так быстро, что Флетт зачастую не успевал даже осознать их. Решения возникали словно бы из ниоткуда, уже в готовом виде.

Единственное, что всплывало из черной дыры исчезнувшей памяти, была книга. В абсолютно черной кожаной обложке. Бумажная. Что в ней, Лохлан не знал. Он вообще не помнил об этой книге больше ни одного факта. Но уверенность, что найти книгу – сейчас самое важное, не проходила.

Где ее искать? Лохлану стало смешно – как можно найти то, о чем не помнишь и вообще не знаешь, что оно собой представляет. Он попытался восстановить в памяти хоть какие-нибудь вехи, перебирая короткие отрывки событий, что сами собой всплывали из небытия. Яркий свет, вопросы, объявление о продаже, «Callboard», тощий карлик с выпученными мертвыми глазами, Элиот Каннингем, красное, снова яркий свет… Нет, смысла в этих образах Лохлан не находил. Даже порядок, в каком происходили эти события, оставался для него загадкой. Кто такой этот карлик и почему у него мертвые, остекленевшие глаза? Как он связан с Элиотом, и почему глаза Лохлана болят так сильно, что свет солнца, такой редкий поздней осенью, не в радость? Только красный цвет отчего-то казался чем-то важным. Глупость какая-то.

Значит, сейчас поздняя осень. Лохлан обрадовался – первое настоящее воспоминание.

Мимо мелькали каменные стены старинных зданий и сверкающие отражением солнца стеклянные панели сверхсовременных небоскребов. Внезапно Лохлан остановился перед одним из них. Стеклянная стена уносилась ввысь, теряясь где-то далеко в небе. Но не высота здания привлекла его внимание – отражение: в зеркальном с синеватым отливом стекле Лохлан увидел себя.

Лохматые, давно не чесанные и не мытые волосы темно-рыжего цвета, спутанная столь же рыжая борода, карие радужки глаз, обрамленные красной воспаленной сетью сосудов, разбитая, с подсохшей кровью на довольно большой рваной ране нижняя губа. На нем синтетическая куртка темно-зеленого цвета, с пятнами въевшейся грязи на груди и локтях, разорванная в нескольких местах; темные брюки, грязные до такой степени, что определить их цвет невозможно. На ногах – тяжелые, сильно исцарапанные ботики. Лохлан не мог с уверенностью сказать, как он должен выглядеть – по этому поводу память не говорила ничего: не было удивления и неузнавания собственного отражения, но и знакомым лицо в стеклянной стене небоскреба не казалось, – но не отпускало ощущение, что с ним что-то не то. Флетт осторожно потрогал лицо. Пальцы уткнулись в густую поросль на щеках, разбитая губа болела.

– Ты что здесь делаешь? – послышался голос.