Вирусапиенс

Тромб раздраженно хлопнул по толстенной обложке, хотел было развернуться к выходу, но тут его внимание привлек знакомый голос, раздавшийся из небольшой кабинки, занавешенной плотной материей:

— Уж не думаешь ли ты, что все это создано таким несовершенным существом, как человек?

Боец бесшумно приблизился к исповедальне и, слегка отодвинув краешек тяжелой шторы, заглянул.

Внутри, кроме маленькой деревянной скамейки, ничего не было. Она скромно жалась к стене.

— Это же нонсенс, — продолжил ироничный голос отца Михаила, и Тромб различил лучи света, проникающие сквозь небольшое окно, забранное мелкой сеткой.

«Все смешали, — подумал воин, устраиваясь на жесткой доске. — И католическая исповедальня тут и… Впрочем, никто не объявлял, что это православный храм?».

Сквозь полупрозрачную решетку просматривалась небольшая комната с низким потолком.

За круглым столом, словно на импровизированной сцене для одного зрителя, сидел отец Михаил.

Напротив, вольготно развалившись в знакомой каталке, восседал… всё тот же отец Михаил.

Присмотревшись, Тромб заметил у одного из собеседников не свойственную старцу манерность.

— Я не столь наивен, чтобы наделять человечество таким могуществом, — воскликнул кривляющийся священник. — Но поверить в Бога?

Скрипнуло кресло, мелькнула ироничная улыбка.

— Батюшка, на основании чего люди решили, что человек под именем Иисус — Бог? — поинтересовался он.

Глядя в сторону замершего бойца, приподнял бровь и подмигнул.

— На основании свидетельских показаний, описаний очевидцев и учеников, — ответил старец.

Вирусапиенс, приподнялся в своем кресле.

— А им можно верить?

— Тебя что-то смущает, сын мой?

— Люди так преподносят информацию, что никто не уверен в достоверности даже сегодняшних событий. А как верить тем очевидцам, которые жили тысячи лет назад — при том, что все свидетельства составлены через сотню лет после того, как они умерли, — Вирусапиенс недовольно покосился на священника. — И не называй меня сыном! Не ты создал меня.

— Прости, — прошептал отец Михаил, опуская голову.

— Если говорить о Христе, то люди просто хотят верить в правдивость воскрешения Сына Божьего, тем самым оставляя шанс для себя ощущать свое «Я» после смерти, — терпеливо продолжил отец Михаил.

Пытаясь выражать мысли так, чтобы собеседнику казалось, что он просто констатирует факты, святой отец подбирал невыразительные, неэмоциональные слова.

— Если бы Бога не было, то его нужно было бы придумать, ибо Он — есть сила, способная упорядочить жизнь людей, придать ей смысл, — загудел старец уже пылко.

Не в силах больше сдерживать эмоции, он выскочил из-за стола, заходил из угла в угол.

— Ибо Он — есть сила, способная упорядочить жизнь людей, придать ей смысл, — загудел старец пылко.

Успокойтесь, святой отец. Я ведь не спорю. Мне безразлично, придумали вы себе кумира или ваш Бог дал вам веру, — прошептал Вирусапиенс.

— Мне нужно знать лишь одно — кто создал меня? — едва слышно добавил он, становясь прозрачным. Вздрогнул и исчез.

«Сильно изменился Вирусапиенс», — подумал Тромб, наблюдая за разговором из своего укрытия.

Он вспомнил последнюю встречу — с испуганным, обозленным существом.

Священник, по-видимому привыкший к подобным фокусам и преобразованиям Вирусапиенса, не удивился. Он только тяжело вздохнул и покачал головой. Пытаясь успокоиться, вернулся за стол.

Тромб поднялся, собираясь уходить, но замер, услышав просьбу старца.

— Полковник! Подключайте убогого!

Боец приник к решетке, не отводя взгляда от взволнованного старца, замер.

Отец Михаил нервно постукивал кончиками пальцев.

«Кроме Ивана Васильевича Коваля, больше некому быть полковником», — подумал Тромб, но в зал вошел молодой, нескладный здоровяк в развевающейся свободной рясе.

— А ты здесь что делаешь, Игорь? — отец Михаил замолк на полуслове, дернул головой, фыркнул.

— Дьявол! Не привыкну я к вашим виртуальным фокусам, — прошипел он, осматривая вошедшего монашка.

— Убогого подключили к мнемосканеру. Можете говорить, — произнес тот, устанавливая на столе небольшой экран, повернулся к старцу и раздраженно пробурчал: — Да не сверлите меня взглядом. Это я, Коваль. Ваш компьютерный гений на все случаи жизни создал только один виртуальный образ — свой. Теперь все, кто подключается, вынуждены носить его личину.

Опутанный проводами прибор включился, загудел, подмигивая разноцветными огоньками. Засветилась жидкокристаллическая панель.

Тромб всмотрелся в маленький монитор.

Полураздетый, опухший от побоев мужик, мотая из стороны в сторону окровавленной бородой, пялился с экрана единственным глазом. На месте второго зияло развороченное окровавленное отверстие. Привязанный к креслу крепкими кожаными ремнями, он рванулся к свободе и истошно завопил, сотрясаясь телом:

— Царя казните, ироды!

* * *

— Петра Третьего! — Бородач выгнулся.

С компьютеров срывались длинные ветви электрических разрядов.

Содрогаясь в конвульсиях, обнаженный человек, словно громоотвод, впитывал в себя яркие растянутые искры. Через пару минут интенсивного электромассажа он затих. Несколько секунд посидел молча и вдруг в очередной раз взвыл: