Медико-биологические реалии, как и социальные, далеко не так просты, как могут казаться. Известное эмпирическое исследование по иммунологии и биологии Эдварда Голуба гласит, что «если вы можете поместить решение сложной проблемы на наклейку для бампера вашей машины, то это неправильное решение! Я пытался это сделать со своей книгой «Ограничения медицины: как наука формирует нашу надежду на лечение»
Сложность мироустройства, и прежде всего, живого мира, могут казаться слишком трудными даже для приблизительного понимания для любого человека. Информирование себя об экономике, культуре, политике и медицинской науке кажется невероятно сложным. Человек «не является аристотелевским богом, который охватывает всё сущее, он – развивающееся существо, которое может понять только часть реальности» – пишет социальный психолог Элизабет Ноэль-Нейман.10
Предполагаемые эксперты не являются исключением. Например, большинство самих врачей имеют едва ли не очень простое понимание концепций, которые вырисовываются на горизонтах молекулярной биологии, включая исследования микробов и их роль в возникновении болезней.Соответственно, если вы попросите большинство врачей определить безошибочные характеристики ретровирусов (ВИЧ, например, является именно таковым по утверждениям врачей), они, скорее всего, пожмут плечами или отделаются непонятным и загадочным ответом. Другой проблемой для многих врачей было бы описание того, как функционирует полимеразная цепная реакция (ПЦР), хотя она и превратилась в ключевую технологию молекулярной биологии в 1990-х годах и используется снова и снова в связи с предполагаемым открытием так называемого вируса птичьего гриппа H5N1 (о ПЦР см. Главу 3 – о «чудотворном оружии» изобретателей эпидемий).
Невежество и стремление к упрощению являются коренными проблемами в медицинской науке. Еще в 1916 году философ Людвиг Витгенштейн заметил в своем дневнике: «Человечество всегда искало науку, в которой
Но это упрощение противоречит идеям «невидимого» микромира клеток и молекул. Живой мир – как в маленьком, так и в крупном масштабе – намного сложнее, чем медицина и средства массовой информации показывают нам. По этой причине, как отмечает биохимик Эрвин Чаргафф, «попытка найти симметрию и простоту в живой ткани часто приводила к ложным выводам».13
Некоторые даже считают, что то, что сейчас называется «молекулярной биологией», охватывает все науки о жизни. Но это не так, за исключением поверхностного уровня: всё, что мы можем видеть в нашем мире, действительно состоит из молекул. Но можем ли мы описать музыку, говоря, что все инструменты сделаны из дерева, латуни и т. д., и что из-за этого они производят свои звуки?14Биология – наука о жизни – даже не способна определить свой собственный объект исследования: саму жизнь. «У нас нет научного определения жизни», – утверждает Эрвин Чаргафф. И «действительно, самые точные тесты проводятся на мёртвых клетках и тканях.»15
Это явление особенно опасно в бактериальных и вирусных исследованиях (и в повсеместной разработке лекарств), где лабораторные эксперименты на образцах тканей, которые часто подвергаются действия агрессивных химических веществ позволяют сделать какие-то выводы о реальности. И всё же подобные выводы делаются постоянно, а затем сразу следует переход к производству лекарств и вакцин.Грибы: и в лесу, и в человеческом теле
В конечном счёте, невозможно узнать обо всём, что микробы делают на клеточном и молекулярном уровне у живых людей или животных. Для этого вам нужно будет преследовать каждого отдельного микроба использую мини-камеры. И даже если бы это было возможно, у вас просто были бы маленькие кусочки головоломки, а не сложный план тела в целом. Сосредоточив внимание на микробах и обвинив их в том, что они являются первичными и одинокими триггерами болезни, мы упускаем из виду, как различные, связанные между собой факторы, вызывают болезни – такие как экологические токсины, побочные эффекты лекарств, психологические проблемы, такие как депрессия и беспокойство, а также плохое питание.