Вирусомания

Такие эксперты, как историк Кристоф Градманн из Гейдельберга, говорят, что Кох очень «умело организовал» запуск производства Туберкулина. Кажется, что всё это было спланировано заранее. В конце октября 1890 года, во время первой волны эйфории от Туберкулина, Кох оставил свой пост профессора гигиены. На основе изучения его конфиденциальной переписки, он организовал свой собственный институт – Институте Пастера в Париже – чтобы иметь возможность далее исследовать свой Туберкулин.

Профессор Кох рассчитал ожидаемую прибыль на основе «ежедневного производства 500 порций Туберкулина в 4,5 миллиона марок в год». О надежности своего прогноза он сухо заметил: «На миллион человек, в среднем, можно рассчитывать от 6000 до 8000 человек, страдающих от туберкулёза лёгких. В стране с населением 30 миллионов человек это не менее 180 000 больных». Заявление Коха в Немецком Медицинском Журнале (German Weekly Medical Journal – Deutsche Medizinische Wochenzeitschrift) появилось одновременно с чрезмерно положительными сообщениями его доверенных лиц, которые, по словам Градманна, служили «как для подтверждения действия Туберкулина, так и для его пропаганды».⁴⁷

Цинга, бери-бери и пеллагра: множественные поражения охотников на микробов

В конце XIX века, когда Пастер и Кох стали знаменитостями, у широкой общественности едва ли появилась возможность сразиться с пропагандой теории «злых микробов». Многие медицинские авторитеты придерживались теории «микробы = смертельные враги», а растущая фармацевтическая промышленность уже крепко держала в руках власть и общественное мнение. При этом был установлен курс на создание клинических исследований с использованием лабораторных животных с целью разработки (предполагаемых) чудо-таблеток против очень специфических заболеваний.

Схема была настолько эффективной, что даже такая субстанция, как Туберкулин, которая вызвала такую фатальную катастрофу, была очень выгодной. Кох даже не признался, что его Туберкулин провалился. И компания Hoechst, красильная фабрика, ищущая дешевый вход в фармацевтические исследования, начала производство Туберкулина. Студент Коха Арнольд Либберц должен был руководить производством при тесном сотрудничестве с институтом Коха, и фармацевтическая промышленность развивалась стремительными темпами.⁴⁸

С этого момента учёные практически всё пытались втиснуть в модель «одна болезнь – одна причина (патоген) – одно чудодейственное средство», что вызывало одну неудачу за другой. Например, в течение длительного времени официальная (преобладающая) медицина упрямо утверждала, что такие заболевания, как цинга (болезнь моряков), пеллагра (грубая кожа) или бери-бери (болезнь шахтёров и заключённых), были вызваны микробами. До тех пор, пока в конечном счёте, со стиснутыми зубами не признала, что витаминная недостаточность является истинной причиной этих болезней.

В примере с бери-бери, спор длиной в несколько десятилетий о том, что вызвало дегенеративную нервную болезнь, решился в 1911 году, когда был выделен витамин B1 (тиамин) – витамин, отсутствующий в рафинированных продуктах, таких как белый рис. Роберт Р. Уильямс, один из первооткрывателей тиамина, отметил, что благодаря деятельности Коха и Пастера «все молодые медики были настолько проникнуты идеей заражения как причиной болезни, что в настоящее время её приняли как почти аксиоматическую – что болезнь не может иметь никакой другой причины [кроме микробов]. Озабоченность врачей инфекцией как причиной болезни была, несомненно, ответственной за многие отклонения внимания к пище в качестве причинного фактора бери-бери».⁴⁹

Гиппократ, фон Петтенкофер, Берхер – Беннер: мудрость тела

Идея о том, что некоторые микробы – прежде всего грибы, бактерии и вирусы – являются нашими противниками, вызывая определенные болезни, c которыми мы должны сражаться специальными химическими бомбами, глубоко погрузилась в коллективное сознание. Но погружение в историю показывает, что в западном мире медицинская догма «одна болезнь, одна причина, одна чудодейственная таблетка» преобладает лишь с конца XIX века, как раз с времени появления фармацевтической промышленности. До этого у нас было совсем другое мышление, и даже сегодня мы всё ещё можем обнаружить его следы.⁵⁰