Вирусомания

Наш энтузиазм в отношении научных достижений неизмеримо вырос. Изменился и сам статус исследователя (учёного) и врача, которые в Древнем Риме имели статус рабов, и даже до начала ХХ века были в основном бедными и бессильными.⁸ Из-за этого нового статуса мы сегодня продолжаем воспринимать их как самоотверженных искателей истины.⁹ Английский биолог Томас Хаксли, мощный сторонник Чарльза Дарвина и дед писателя О. Хаксли (Brave New World, 1932), описал это явление еще в конце XIX века, когда он сравнивал растущий авторитет науки с имеющейся властью церкви. Для этого он придумал термин «церковный учёный».^{10 11}

Сегодняшний просвещённый цивилизованный человек так твёрдо верит во всемогущество учёных, что больше не сомневается в предоставляемых ими доказательствах тех или иных гипотез или даже в том, имеют ли они вообще смысл. Вместо этого граждане полагаются на сенсационные новости в СМИ, в которых ежедневно говорится об угрожающих миру вирусных эпидемиях (птичий грипп, атипичная пневмония, СПИД и т. д.). На протяжении многих десятилетий СМИ (и, прежде всего, научные репортёры) активно культивировали дружеские отношения с исследователями в стремлении обойти своих конкурентов за счёт провокационных заголовков. «Мы, научные журналисты, слишком часто выступаем в качестве живых аплодисментов для объектов наших публикаций», – критически пишет о своей профессии корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» Натали Анжер. «Иногда мы пишем рукописи, которые выглядят как неотредактированные пресс-релизы».¹²

Журналисты обычно предполагают, что учёные будут заниматься честными исследованиями и распространять только доказанные факты, а редкие случаи мошенничества будут быстро изгнаны из священных научных лабораторий. Это идеальная картина, но она не имеет ничего общего с реальностью.^{13 14 15 16 17 18} Бесчисленные миллиарды долларов превращаются в «научные» гипотезы, которые в конечном итоге упаковываются и продаются фармацевтическими компаниями, исследователями, защитниками здравоохранения и журналистами. На самом деле эти теории часто являются просто спекуляциями, которые через некоторое время (чаще – через годы) оказываются ложными и, наконец, выходят из обихода.

«Чем больше у людей желаний, тем больше им будут обещать», – ещё в 1978 году предупредил Эрвин Чарафф, один из основателей биохимических исследований и генной инженерии, а также неоднократно награждённый профессор биохимического института Колумбийского университета в Нью-Йорке. – «Быстрый путь к длительной жизни, свобода от всех болезней, лекарство от рака – скоро, возможно, вообще победа над смертью – и что дальше?» – спрашивал он. «Но ни один певец никогда не будет обещать сделать меня лучшим человеком, если я просто послушаю его песни».¹⁹

С конца 1970-х годов эта ситуация резко ухудшилась.²⁰ Как и в политике и экономике, мы в исследованиях также «находимся под постоянным давлением мошенничества», – пишет известный историк науки Гораций Джадсон²¹, анализ которого подтверждён целым рядом соответствующих исследований.^{22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32} «С глобальной точки зрения коррупция существует на всех уровнях здравоохранения, от министерств здравоохранения до пациентов – и почти нет ограничений для криминального воображения», – утверждает Transparency International (неправительственная международная организация по борьбе с коррупцией и исследованию уровня коррупции по всему миру) в своем ежегодном «Докладе о глобальной коррупции за 2006 год» (основное внимание в этом докладе уделяется именно сфере медицинских услуг).³³

Таблица 1. Примеры методов фармацевтических компаний для получения желаемых результатов клинических испытаний