Висельник и Колесница

- Да-да, господа, вы нисколько не ошибаетесь, – продолжал рассказчик, – именно об этой штуке и идёт речь. По местным обычаям, после смерти короля женщины острова выбирают ему преемника. Нужно сказать, что меня Бог статью не обидел, и я решился спросить, а не позволяют ли обычаи каким-то образом оспорить королевский титул? Танега рассмеялся и говорит: пожалуйста, извольте, коли не шутите. Было бы сказано! Ближе к ночи я взял шлюпку и тайно отправился на остров. Le rite s'est trouvé pas trop agréable[30]: Мы с королём стояли обнажённые в свете факелов, а островитянки подходили, смотрели, щупали и выражали своё мнение. Во время этого действа отметил я одну особенность: чем моложе женщины, тем меньше времени они тратили на изучение нашей анатомии, между тем как старшие проявляли больший интерес. Две старых ведьмы вообще так вошли в раж, что минут двадцать от нас не отходили, а потом как давай тягать друг друга за космы: видимо, не сошлись во мнении. Совершенно непонятная мужскому уму особенность, не правда ли, господа?

Ответом был единодушный смех присутствующих. Максим Крыжановский смеялся громче всех. Его здорово зацепила искромётная история, в которой причудливо переплетались правда и вымысел.

- Так вот, да будет вам известно, что абсолютным победителем соревнования признали вашего покорного слугу, – искренне убеждал собравшихся Американец, – собственно, это с самого начала было понятно. Танега сник ещё тогда, когда я только скинул панталоны. Мог бы и без боя признать поражение: женщин ведь в таких делах ещё никому одурачить не удавалось. А он, убогий, непонятно на что надеялся. Вот так я стал королём дикого острова Нука-Гива. Тут же выяснилось, что к королевскому титулу полагаются немалые привилегии. Во-первых, на тело предстояло нанести особые почётные татуировки, а во вторых, что вполне понятно, никто на острове не имел права ослушаться королевских указаний. Представляете – никто! Ни один мужчина, ни одна женщина…

- И сколько же местных красавиц удостоились чести? – дурным голосом спросил некоторое время назад пробудившийся Жерве.

- Ах, сударь, двадцать, – последовал «скромный» ответ, на что Жерве недоверчиво цыкнул.

Толстой сделал эффектную паузу и продолжил:

- Но это за два дня… Когда же нужда в женском обществе меня оставила, стал я думать, как использовать своё королевское положение в соревновании с Крузенштерном. И, таки-придумал! Вернувшись на «Надежду», я стал вести себя скромнее обычного. О приключившемся на острове, конечно, молчал. Когда же спрашивали о татуировках, что теперь покрывали всё моё тело, неизменно отвечал, что это просто для красоты и экзотики. Но вот, на наш корабль снова пожаловал Танега Кеттонове. Следуя моим указаниям, он продолжал изображать из себя королевскую особу. Крузенштерн же, ничего не подозревая, в этот раз был особенно любезен с дикарём. Как только он не расшаркивался, каких поклонов не отвешивал, каких заверений в дружбе не высказывал! Вдоволь насмотревшись на эту картину, ваш покорный слуга решил, что настал его черёд появиться на сцене. Тотчас я вышел и подал команду: «Танега! К ноге!» Бывший король немедленно встал на четвереньки, приблизился ко мне и стал вилять задом на манер собаки, которую подозвал хозяин. Да так искусно, что стало понятно: в нём погиб великий комедиант. А я взял трость, бросил её за борт и крикнул: «Пиль, апорт»! Туземец ринулся в воду, достал трость и, держа в зубах, принёс мне. За это я потрепал его по щеке и наградил куском сухаря. Можете представить себе физиономию нашего дражайшего капитана, который перед этим спектаклем выражал человеку-собаке всяческое почтение, причём на глазах у подчинённых!

- Так вот за какую проделку вас, граф, высадили на необитаемом острове! – сквозь громогласный хохот честной компании решительно пробился доселе молчавший пожилой подполковник-артиллерист.

- Нет, не за эту, – ответил Толстой, пустив в потолок пару колец дыма. – Да, к тому же, не высадили, а бессовестно обманули и бросили… Позвольте, а откуда вам вообще известно о том, что меня куда-то высаживали?

Артиллерийский подполковник ответил смиренно:

- Фамилия моя – Беллинсгаузен, может, слыхали? Родственник мой вместе с вами плавал на «Надежде» мичманом. От него и наслышан про ваши художества.

- А, Фаддей[31]! Мы с ним были весьма дружны одно время. Но он оказался более привязан к Крузенштерну, нежели ко мне.

- Неужели, Фёдор, ты сотворил нечто более каверзное, чем выходка с дикарями? - хихикнул Вернер.

- Да нет, знаешь ли, сотворил я всего лишь сущую безделицу. И то – в ответ на дурное поведение Крузенштерна. Он ведь, вместо того, чтобы оценить шутку с Танегой и от души над ней посмеяться, стал мелочно и неуклюже мне мстить. То, используя своё положение, безо всякого повода накажет гауптвахтой, то не разрешит сойти на берег в очередном порту, как это произошло в Бразилии.

- А что же ваш непосредственный начальник, граф Резанов - почему он никак не вмешался и не прекратил распрю? – заинтересованно спросил Крыжановский.