В голове Толстого скользнула циничная мысль о благости традиции – снимать верхнюю одежду перед поединком чести. Во-первых, кровь была бы видна лучше. Во-вторых, окровавленная одежда не липла бы и не сковывала движений.
А братья снова обменялись уколами. И ранило только де Тера. Трюмбле же ушел от клинка чистым.
Опять разошлись, встали на восемь шагов. Толстому привиделось, что они достают пистоли, и… Братья медленно шли друг к другу. Де Тер споткнулся, вскрикнул, упал на колено. Его противник, однако, вперёд не бросился, а остановился, отсалютовал шпагой и насмешливо справился о здоровье упавшего. Тот заскрежетал зубами и, перестав притворяться, легко поднялся на ноги и встал в позицию.
- Браво! – крикнул Трюмбле Крыжановский.
Толстой подобную уловку уже видывал в Русской Америке у желтолицых азиатов. Были те азиаты далеко не мастера-искусники, а простые моряки с потрёпанной джонки. Двое повздорили из-за бабы. Из-за русской, между прочим. Один другого как раз и поймал на мнимое падение. А потом на лоскутки порезал, железку в сторону кинул и подступил гоголем к нашим промысловым людям: кормите, мол, меня, поите! Девку ведите: куда запропастилась?! Ну, зверобои и привели ему… гарпуном под вздох. Выгребная яма наутро проглотила обоих задир и не поморщилась. Хотя у тех азиатов движения были непонятные! Не нашенские, одним словом – ни одного лишнего!
Братья тоже по-басурмански дерутся. Почему-то не так, как учил их соотечественник Севербрик. У того манера боя напоминала скерцо, а у братьев представляется бравурным маршем. Шаг! Укол! Шаг! И еще укол, и снова шаг! Ага, ритм слегка сбивается – шпага, метившая в лицо, но достать не должная, неожиданно достает! И уродует Франсуа де Тера. Рвет губу, скулу, висок – кажется, что на лице младшего брата открылся еще один рот – только не поперек, а вдоль.
Редан облегчённо провозгласил «La deuxième[72]
!» и не двинулся с места, когда Кериак и военный лекарь метнулись к шатающемуся де Теру. Трюбле опустил шпагу и тоже сделал шаг к брату, но тот зло прокричал, зажимая рукой щёку:- Сейчас не получилось, в другой раз буду проворнее. Береги отныне спину и чутко спи, братец!
Лекарь весьма проворно приложил к ране Франсуа корпию и обмотал его голову бинтами, отчего та приобрела совершенно забавный вид: сущее осиное гнездо с одним злобным глазом и хищным ртом. Остальные раны де Тера оказались менее серьёзны. А Николя Трюбле вообще отделался царапинами.
Отстранив врача, пытавшегося усадить его на лошадь, де Тер с немалым трудом приблизился к Крыжановскому, схватил его запястье холодной от потери крови рукой и заговорщицким голосом спросил:
- Скажите, сударь, как я держался?
- Достойно, – хрипло ответил Максим.
- Могу ли я рассчитывать на то, что именно это мнение будет доведено до сведения генерала? – продолжил де Тер.
Максим растерялся, не зная что сказать, но его молчание де Тер расценил по-своему:
- Оставьте этот маскарад для недругов, сударь. Немудрено догадаться, что генерал решил получить зримые свидетельства того, что я добросовестно прошёл назначенное испытание. За тем и прислал вас с компаньоном… Ну перестаньте же разыгрывать непонимание. Генерал – поляк, вы – тоже, чего же более?
Крыжановский, хоть и насторожился при упоминании генерала-поляка, но всё же решил не испытывать судьбу и уйти от опасной темы:
- Рана слишком ослабила вас, она требует отдыха!
- Тем не менее, проклятая рана не сможет мне помешать… Передайте, что Франсуа Белье явится на инициацию в предполуденный час, как и назначено!
- Помните ли вы, куда должно явиться? – строгим голосом спросил незаметно возникший Толстой, который подслушал весь разговор, моментально сориентировался, что братья – никакие не сумасшедшие, а в основе их вражды лежит некая тайна, связанная с польским генералом и с ходу занялся любимым делом – принялся блефовать.
- Всё помню, да и карта со мной, – уверенно похлопал себя по карману отринувший, наконец, мнимое имя Франсуа Белье.
- Тогда более ни слова, – Толстой приложил палец к губам и кивнул на приближающегося к ним лекаря.
- Вы совершенно правы, господин Аскольд, – шёпотом ответил простак-Франсуа, – этот врачеватель хорошо знает своё дело, но вижу я его впервые. Он может быть как обычным лекарем, подвизающимся при госпитале, в котором стоят остатки нашего полка, так и человеком Николя.
Подошедший лекарь твёрдо взял раненого под руку и заявил:
- Ваш противник с секундантом не стали дожидаться и уехали. Нам тоже пора, так как крайне необходимо осмотреть раны в нормальной обстановке.
- Да-да, время не ждёт, – в тон заявил Толстой и, подхватив Франсуа Белье под другую руку, помог ему подняться в седло.
Максим Крыжановский решил предоставить раненого с его скользкими вопросами Толстому, а сам поскакал вперёд. Увы, полковника тут же окликнул Кериак.