Висельник и Колесница

- Как бы то ни было, друг Максимус, у нас на руках нет ничего стоящего, кроме догадок. Вот доберёмся до пресловутого «генерала-поляка», его и попросим любезно всё разъяснить.

- А меня ты какого дьявола выставил поляком? – возопил не остывший от спора Крыжановский, лишь только граф неосторожным словом напомнил о своей возмутительной импровизации. – А ну, как на аванпостах повстречались бы истинные ляхи? Я же на их языке не связал бы и двух слов! У меня польская кровь лишь в третьем поколении!

- Кто знал, – пожал плечами Толстой, – да, собственно, ты и без встречи с поляками чуть не провалил всё дело. Впредь следи за лицом, оно у тебя – как раскрытая книга. Хорошо, что французы попались не умеющие читать таких книг.

- Да, уж! Ни в лазутчики, ни в комедианты я точно не гожусь, за полным отсутствием таланта, – насупился Максим.

- Ну, будет, будет! Смертельно хочется спать, а у нас дело не кончено! – граф зевнул, широко раскрыв бесстыдный рот. – Предлагаю тебе вот что: у меня в Лоскутном ряду верные людишки имеются. Они всю подноготную расскажут – что по Москве делается, и где какой французский военачальник стоит. А понадобится, так и проведут, куда попросим. Тайными путями.

Максим усмехнулся и тронул шпорой измученного коня. Полковник не стал спрашивать, о каких таких «людишках» зашла речь. Репутация Толстого – штука известная и позволяет судить о знакомствах графа ничуть не хуже, нежели некоторые физиономии – о внутренних переживаниях своих обладателей.

У Калужских ворот путешественников ждал чудовищный удар. Они, конечно, слышали о бушевавших в городе пожарах, о разрушениях и грабежах, но к увиденному оказались не готовы. Дальше Москвы не существовало. Москва умерла. Казалось, она сама наложила на себя руки, чтоб, если и достаться насильнику, то только убитой.

Страшное красное солнце встало и осветило унылую картину: Замоскворечье выгорело полностью. Насколько хватало глаз, простирались чёрные руины с высоко торчащими трубами. Кругом были видны груды хлама, вытащенного из домов, да так и брошенного посреди улицы. Вздувшийся, зловонный конский труп загромоздил вход в некогда белую, а теперь будто подёрнутую траурным крепом церковь. Тишина стояла полная. Видимо, чувствуя свою неуместность, звуки просто не желали здесь рождаться.

Остолбеневшие от открывшегося вида, Максим и Фёдор не сразу заметили, что неподалёку от них, также молча и неподвижно, как и они сами, застыл человек в плаще и шляпе французского офицера.

- Господа! – тихо сказал незнакомец, приблизившись. – Посмотрите, в какие мрачные краски облечена действительность. Красное солнце и чёрное пепелище! О, смогу ли я со временем позабыть эти два ужасных цвета? Или они станут преследовать меня в кошмарах?

Первым желанием обоих русских было заколоть говорившего. За то, что тот посмел осквернить постигшую их скорбную печаль французской речью, а сам, наверное, повинен в случившейся трагедии. Но незнакомец имел такое измождённое болезненное лицо и такие несчастные, лишённые злобности глаза, что рука не поднималась нанести роковой удар. Этот человек не мог жечь и убивать – он вообще не годился для войны. И ему сейчас было плохо.

- Анри Мари Бейль[78] из интендантского ведомства, – представился француз и, не дождавшись ответа, продолжил:

- Вижу, господа, ваши лошади, хоть и подустали с дороги, но столь упитанны и сильны, что подобных им нет даже в конюшне моего кузена – маршала Дарю[79]. Вы ведь не французы, не так ли?

- Мы – русские! – спокойно ответил Максим.

- Я так и подумал. Но что вы здесь делаете?

- А ты что? – вступил в разговор Толстой.

- Верно, – опустив голову и отступая на шаг, сказал Бейль, – вы у себя дома, лишние здесь мы. Весь поход – ужасная ошибка. Поистине, в России удача оставила Императора французов.

- Ошибка? – Толстой повёл вокруг себя рукой. – Вот это ты называешь ошибкой? Уверяю, заплатить придётся сполна.

- Пусть так, – легко согласился французский интендант. Смерти я не боюсь, всё равно хотел стреляться. Из-за неё, из-за Мелани. Когда этот ваш русский дикарь, Барков, увёз мою любовь из Марселя в Москву, я чуть с ума не сошёл. Хотел не просто вернуть её, но отвоевать мечом. Потому и попросился в армию… Господа! Может быть, вы знаете, где искать Мелани Гербер?

- Постой, Анри Мари! – почесал небритый подбородок Толстой – Мелани Баркову, бывшую актрису, я знаю. Ты про эту, что ли? Так она, как и все, уехала из Москвы в Петербург. С чего ты взялся её тут искать?

- Вы всё равно не поверите. Хотя – какая разница?.. Три дня тому я слёг от свирепого поноса. Вначале варварская болезнь поразила всех слуг, а потом и меня самого. В горячечном бреду мне явилась Мелани и сказала, чтоб я не умирал и тогда она вернётся. И вот я встал на ноги и сразу же отправился на поиски любви.

- Привыкли есть жаб и прочую мерзость, оттого и понос, что желудок отказывается принимать иную пищу, – презрительно бросил Максим.

Толстой же добавил: