Висельник и Колесница

- На том берегу Лужи стоит принц Евгений Богарне[114] со всем неприятельским авангардом. У нас же ему противостоит корпус Дохтурова. Ещё с нами Меллер–Закамельский[115] и Платов, но они в деле участвовать не могут: кавалерия на узких городских улицах бесполезна. Принц Евгений тоже пока не смог ввести много войск в Малый Ярославец. Это оттого, что местный городничий, молодчина, расстарался – накануне появления француза велел сжечь единственный мост через Лужу. Нынче, правда, супостат изловчился, кое-как исправил повреждения моста и прёт через реку аки безумный. Да ещё несколько его батальонов ранее сумело перебраться по узкому гребню мельничной плотины. Так что всей нашей артиллерии приказано бить неустанно по мосту и плотине. А у меня орудия, право, хороши! Полупудовые единороги[116]! Вот только кончу пристрелку и изрядно огорчу неприятеля.

Батарея дала нестройный залп, Беллинсгаузен глянул в подзорную трубу и разочарованно запричитал:

- Сущее наказание! Снова даром сожгли порох! – прытко, как молодой, он подскочил к подчинённому капитану и стал что-то с жаром тому объяснять, тыкая пальцем в диоптр[117]. Капитан согласно кивал, не вынимая при этом изо рта курящейся трубки.

Максим несколько раз сглотнул, пытаясь восстановить слух после залпа, а затем потребовал у денщика подать и себе зрительную трубу.

- А в самом городе что же? – спросил он возвратившегося Беллинсгаузена.

- Поутру 33-ий егерский ударил в штыки на неприятеля и гнал того до самого монастыря. Но, после наведения моста, французы отбили город. Наши егеря, получив подкрепление людьми и лёгкими орудиями, укрепились в Спасской слободе и оттуда пальбой беспокоят лягушатников. – Беллинсгаузен снова приник к подзорной трубе и стал водить ею из стороны в сторону. Губы подполковника беззвучно шевелились. То ли седовласый артиллерист производил в уме сложные баллистические расчёты, то ли ругался про себя, на чём свет стоит.

Крыжановский тоже вскинул подзорную трубу и стал высматривать Адама Бистрома. Английское, хорошего качества стекло не подвело, и вскоре командир егерского полка обнаружился живёхонек, правда, с рукой на перевязи. Ранение, однако, не мешало Бистрому-младшему руководить боем. Его солдаты вели беглый огонь, не позволяя противнику подняться в атаку.

С деревянной церквушки, что перстом, указующим в небо, торчала посреди слободы, ударил колокол. Звон его полился над сражающимся городом. В окуляр трубы Максим рассмотрел звонаря. Молодой монашек с испуганным лицом что есть сил колотил в набат. Эх, ведь снимут юнца вражеские стрелки! Как есть, снимут!

- Оставаясь вашим секундантом, полковник, соответственно нахожусь в нетерпении относительно результатов затеянной с Толстым дуэли, – не отрываясь от подзорной трубы, обронил Беллинсгаузен.

Максим, особо не вдаваясь в подробности, объяснил, что дуэль не кончена.

- Не кончена, говорите? – с недоброй усмешкой переспросил подполковник. – Ну, так минут эдак через пять-десять закончится всенепременно. Благоволите взглянуть…

Крыжановский уже и сам увидел то, на что обращал его внимание секундант: под колокольный звон, с развевающимися знамёнами, в город входила русская линейная[118] пехота. Возглавляли её трое – все хорошие знакомые Максима: большой и косолапый генерал Семёнов, изящный граф Толстой-Американец и тщедушный отец Ксенофонт. Семёнов вышагивал, заложив руки за спину и куря сигару. Шпага генерала не покидала ножен. Толстой, напротив, держал в поднятой руке обнажённую саблю – ту самую, что подарил Максим. Точно таким же образом нёс воздетый крест отец Ксенофонт. Солдатские ряды шли прусским шагом, держа ружья на плече.

- Вчера, изволите ли видеть, – комментировал происходящее Беллинсгаузен, – генерал Семёнов во всеуслышание заявил Ермолову: коль тот ему доверит штурм, он возьмёт город без единого выстрела. Чистой штыковой атакой. И вот, полюбуйтесь, слово своё Семёнов держит. Но какого лешего рядом с генералом делает ваш Американец, коему надлежит быть с ополчением, одному дьяволу известно. Равно мне никогда не доводилось видеть, чтоб священники впереди солдат шли в бой. Но батюшкой, как я понимаю, руководит иная сила, нежели Толстым.

Что такое чистая штыковая, объяснять Максиму надобности не было. Солдатам в таких случаях велят ружья не заряжать, держать их на плече с примкнутыми штыками, «ура» не кричать, идти молча, парадным шагом. Сблизившись на короткую дистанцию с противником, брать ружья наизготовку и бить штыком. Чисто русская тактика.

«А что же неприятель?» – Максим перевёл взор левее. За двухэтажной бревенчатой постройкой он увидел немалое скопление французов. В окнах здания тоже обнаруживалось движение. Прежде, чем их достанут русские штыки, враги успеют дать не менее двух залпов, а затем спокойно отступят к другому укрытию.

Беллинсгаузен совершенно прав: жить троице героев оставалось не более пяти минут. Со смертью Толстого затянувшаяся дуэль окончится и не будет более опасного соперника в любви. Последнюю мысль Крыжановский додумывал, уже хватая Беллинсгаузена за плечо.