Висельник и Колесница

- Нет, это покои Гроссмейстера, – откликнулся учёный. Но вы зря помышляете об окнах, полковник – везде железные решётки. Единственный путь – через замковое подземелье. А туда можно проникнуть только двумя способами: либо через кордегардию в надвратной башне, либо через главный зал во дворце. Кордегардия не подходит – там всегда полно солдат, остаётся зал. Если перелезть через южную стену и незаметно пересечь внутренний двор…, но позвольте, мне ни за что не взобраться на стену, как же вы собираетесь…

- Погодите, о, мудрейший, – прервал учёного Толстой, – мне самому интересно знать: как мы собираемся войти?

- Вождь, пришло время исполнить обещание! – перейдя на русский язык, граф объяснил цыгану суть вопроса.

Виорел Аким оскалился по-волчьи и, ни слова не говоря, скинул тулуп.

- Это что за фокус? – удивился Толстой. – Неужели ты решил обнажиться и померяться естеством с мосье Александром? Никогда бы не подумал, что у цыган те же обычаи, что у дикарей Нового Света.

Баро снова ничего не ответил, торжественно отстегнул палаш и передал его Плешке, а затем, обернув вокруг пояса длинный кнут – тот самый, каким хлестался с Еленой, решительным шагом двинулся к мосту.

- Чёрт, сейчас и сам погибнет, и всё дело погубит, – прошептал Толстой.

Крыжановский хотел остановить цыгана. Но ему в ноги кинулся Плешка, обнял колени и ну причитать:

- Трубул ажюкэрав[175], рай! Баро Аким хорошо танцует!

Цыган тем временем вступил на мост. Из замка его тотчас заметили: где-то скрипнула дверь и выпустила двоих с ружьями. Один из них поднял над головой фонарь и окликнул пришлого. Виорел Аким остановился, затем неожиданно хлопнул себя ладонью по сапогу и пустился в пляс. В ночной тиши громко щёлкнул взводимый кремневый замок, дуло ружья кивнуло приближающемуся цыгану.

Коротко, как выстрел, прозвучало ругательство Максима.

Самого же выстрела не последовало. Стражники, отчего-то застыли, подобно изваяниям: один – с поднятым над головой фонарём, другой – прицелившись из ружья.

А цыган, как ни в чём не бывало, продолжает танцевать. Странный этот танец приковывает внимание так, что Максим не может оторвать взгляда. Остальное совершенно перестаёт его интересовать. Где-то рядом, назойливо и раздражающе, бубнит Ленуар: «Что происходит… Как интересно… В первый раз вижу…». Но где взять силы, чтоб остановить француза, если хочется смотреть только на танец?

Баро минует стражников и исчезает в проёме ворот.

- Трубул ваздав-ма[176], райе! – Плешка сильно дёрнул Максима за штанину, и тому удалось стряхнуть оцепенение.

Увидав, что полковник приходит в себя и очумело мотает головой, цыганёнок подскочил к Толстому и давай его тоже трепать за штанину:

- Фуго[177], райе, фуго!

Граф вздрогнул и глубоко вздохнул, приходя в себя, а мальчонка, тем временем, кинулся к солдатам.

- Потрясающий опыт, – восхищённо пробормотал мосье Александр. – Как я понимаю, это нечто из арсенала Носителей. Интересно, каково научное объяснение?

Учёной беседы не вышло – у входа появилась фигура Акима и энергично замахала руками.

- Фуго, райе, фуго! – снова крикнул Плешка и мышью метнулся к мосту.

- Илья, присмотри за конями! – приказал Максим, бросаясь вслед за цыганёнком. – Мы скоро…

- К чёрту коней! – возразил граф. – Что им сделается? А у нас каждый штык наперечёт.

Максим не стал возражать – резонность слов Американца не вызывала сомнений. Курволяйнен, подхватив под руку француза, устремился вслед за остальными.

Пробегая мимо застывших стражников, полковник на миг представил, как сейчас они зашевелятся и поднимут тревогу, но ничего подобного не случилось. Неподвижность также хранил и незамеченный ранее третий солдат, силуэт которого торчал наверху – в одной из ярко освещённых бойниц.

Вблизи стала понятна фортификационная выгода надвратной башни: для того, чтобы добраться до основных ворот, осаждающим следовало прежде войти в довольно узкую, пронизывающую толщу башни, арку. А там вдоль стен – бойницы.

Возле невысокой, окованной железом двери поджидал Аким.

- Не шуми и не смотри им в глаза, барин! И на кнут не смотри, а ступай за Плешкой, – сказал он тихо.

Максим вошёл в дверь и оказался в кордегардии. Четверо улан за столом перед тем, видно, играли в кости. Ещё один присел у очага, намереваясь подбросить дров в огонь. На вошедшего никто не обращал внимания – все глядели на переброшенный через потолочную балку кнут. Ритмично покачиваясь, тот издавал едва слышный скрип. Помятуя предупреждение цыгана, Максим поспешно отвёл взгляд, но и мига хватило, чтоб в памяти всплыла еловая лапа, как бы невзначай задетая Еленой в лесу, близ табора. И качалась тогда лапа похоже, и ноги отказывались идти точно так же, как сейчас. Хорошо, что цыганёнок вовремя потянул за руку, иначе в кордегардии появилась бы ещё одна застывшая фигура.

Пришёл он в себя только в соседнем помещении. Это была столовая для караула. Ни одного окна – лишь пара чадящих факелов в проёме. Посредине тяжёлый деревянный стол со скамьями, а в стену вмурованы три огромных бочки днами наружу. В каждой бочке – сливной кран.