А вокруг и сверху летят черепичины, кувыркаются деревяшки с калабашками, корзины, пух, недосохшее на чердаке белье, черные от сажи кирпичи дымохода... Звуков нет: все покрывает рокот глиняной чешуи дома, бьющейся в осколки об уличную брусчатку.
Увидав такое, маленький отряд в ужасе присел за щиты. Воевода опомнился первым, и тотчас махнул рукой, указывая еще свободную улицу. Но было поздно. Съехав с крыш, не отряхиваясь, бросились к ним запыленные, перемазанные известковой крошкой и чердачной трухой, люди - больше восьмерки. Почему-то они не доставали оружия; и только Тигренок понял все сразу, побледнел и сдавил Камень, болтавшийся поверх брони.
Улочку обмахнул прохладный ветер; синее небо пропахали черные молнии - небесные звери заходили прямо на Ратушу. А ниже их трепались короткие зеленые знамена - Тигренок вспомнил, как хмурые солдаты лагерной охраны вставляют их в заспинные перевязи, и над жидкой цепочкой смертников летит хрип высокого полуседого начальника:
-- ...Тем прощенье! И слава вечная!
-- Это приговоренные! -- выкрикнул он с непонятным облегчением и потянул клинок: вот, наконец, и все!
Воеводские четники прыгнули вперед: трое разом. Смертники навалились на них страшным визжащим комком; свистнули сизые лезвия. Плеснуло красным; Ирка и Катя уткнули меловые лица прямо Тигренку в бока - чтобы не видеть. Потом комок распался. Из всех нападающих уцелело трое, они деловито разобрали сабли задавленных четников, привесили на руку тарчи. Воевода и Тигренок переглянулись: кабы не девушки! Самый смелый из трех -- громадный лесовик -- подошел уже близко; глубоко посаженные глаза смотрели повсюду и в никуда. Вдруг он отшатнулся и заорал что-то дикое, яростное - указывая на девчонок.
Двое других попятились. Потом прыгнули вправо. Но не попытались обойти, не стали нападать. Сорвали дверное полотно, мимоходом зарубив хозяина - кинулся с кухонным ножом, несчастный дурак! И воткнули дверь поперек улочки, пытаясь закрыть дорогу.
Со спины набежала восьмерка Тигренка - наконец-то догнали, растяпы! А с чистого неба ударила еще одна черная молния, и еще, и еще, и посыпались из высоких седел новые и новые четверки с зелеными вымпелами на спинах.
-- Вперед, прорубаемся, пока не заделали проход! -- прохрипел Михал. Выхватив сабли, восьмерка встала клином, имея воеводу впереди, Тигренка замыкающим, а девушек внутри, и кинулась прямо в спасительный переулок. Пришельцы с неба сперва отшатнулись к стенам, но потом стеснились кучей - кто-то уже вывернул камень из брусчатки, еще двое отодрали шесты от навесов. Трое первых, с оружием что-то быстро и громко объясняли, размахивая рваными рукавами -- Тигренок не оглядывался и не прислушивался. Бежали переулком, выскочили на Водовзводную - и тут поняли, что уйти им не дадут. Новые и новые четверки выскакивали изо всех щелей, вот уже пять восьмерок сомкнули кольцо. Только зеленые почему-то не нападали.
-- У них оружия нет, вот и боятся, -- пересохшими губами прошептал старший восьмерки. Тигренок прикрыл глаза: некстати вспомнились задавленные четники - обругал:
-- Дурак! Это приговоренные, я их в лагере вчера видел. Ничего они не боятся. Мы живыми нужны, вот и медлят...
Потом вспомнил еще Ратушу и посольство от Леса, и чуть не заплакал: девушки нужны. Девушки, а не они! Их походя стопчут.
Между тем зеленоспиные ворочали снятые двери, выдергивали балки из крылец, волокли куски разваленных при посадке крыш. Закладывали улицу. Стиснув зубы, Тигренок послал восьмерку на прорыв, и сам побежал следом.
Приговоренные не сражались. Подкатывались в ноги, хватали за руки - словно не замечая, что горожане рубят их почем зря. Раньше, чем Михал понял, что происходит, он и Тигренок с девушками оказались в сплошном кольце жердей, обломков бруса, снятых дверей - и трупов с нелепыми зелеными флажками. А вся восьмерка городской стражи - деловито увязана обрывками бельевых веревок, иные собственными поясами - и уложена рядком поперек улицы. Вымпелы Леса полоскались впереди и за спиной; в окнах и на балконах, и на крышах. Снова одинокий смельчак оказался почти вплотную. Воевода напал на него - лесовик проворно обежал Михала, увернулся от сабли Тигренка, подскочил к Ирке. Та с визгом замахнулась растопыренной ладонью.
-- Есть! Это она! Я узнал! -- завопил смельчак, и умер тотчас: воевода рубанул его сзади. Но ктото в кольце зеленых уже услышал, и там поднялся к небу дымовой столб - знак. А потом еще и еще.
***