Голос мой сорвался и охрип, потому что мой, чтоб его, нетерпеливый муж запустил руку в мои бриджи. Ему было чего там потискать — мой маленький писюн хоть и умещался в его широкой ладони по самую головку, но своего упускать не хотел.
— Йуух!
— Да, моя сладкая Вишенка, — грязно лизнул меня в шею под ухом Штефан и принялся мне надрачивать. — Так хорошо?
— Зззззиэх!
— А так?
— Юуух!
— А если вот так?
— Ммммых-перестань-меня-целовуух!
Я кончил ему в руку и не смог отказать в ответной любезности. Подумаешь, подрочу. Это ж не минет и не трах. Так, дружеская любезность. Ну… Дружеской она перестала быть, едва я за могучий хер Штефана рукой взялся. Он распластался в кресле морской звездой, уставился на меня в оба глаза и принялся болтать с каждой секундой все сильнее садящимся и хрипящим голосом:
— Твои щеки… они сейчас почти такие же, как волосы… А твои глаза… В них живет настоящий огонь. Это так красиво! Я влюбился в тебя, когда на балу у короля увидел. Глупец. Я видел красоту твоего тела, но даже не подозревал, какой ты внутри. Я умру, но твое сердце завоюю.
— Не надо умирать, ты мне, знаешь ли, дорог.
— Правда?
— Да. Но моим чувствам цены нет, а твоим есть, — направил разговор в нужное русло я.
— О чем ты говоришь? — перестал мечтательно улыбаться Штефан.
— О деньгах, которые ты за меня заплатил, — склонился над его членом я.
Капнул слюной на конец и медленно размазал ее пальцем по головке. Штефан охнул, откинул голову на спинку кресла и впал в прострацию. Эх, молодо-зелено.
— Я не мог отдать тебя другому, Ян. Твой отец это знал, потому и пригласил на аукцион.
— Аукцион? — поддрочил ему я.
Лизнул в шею. Поцеловал в губы. Штефан застонал, поджал булки… Ну уж нет! Я был настороже и не дал ему кончить. Не сейчас. Его предоргазменная болтовня открыла мне на редкость гадкую тайну, о которой я хотел узнать как можно больше.
— Какой аукцион, Штеф? Кто его устроил?
— Твой отец. Сказал, кто больше денег даст, тот тебя навсегда и получит.
Ненависть опалила мою душу. Она не касалась Штефана, нет. Она была направлена на того, кто, оказывается, не отдавал беспутного сына замуж, а продавал с аукциона раба. Мало того, продавал в вечное пользование. Поэтому имя Штефана на моей спине и вылезло — я не только его младший муж, я еще и его раб! И Велимир, мудак мстительный, об этом прекрасно знал.
Я сполз на пол и даже коснулся напряженной плоти Штефана губами, прошлепав по испещренному венками стволу:
— И как проходил аукцион?
— Верховный маг магические шары настроил, такие, знаешшшшшь…
Штефан зашипел, выгнулся дугой и кончил, а я прислонился к его ноге лбом, скрывая лицо. Дождался, когда его отпустит, и спросил так безразлично, как только смог:
— Сколько было участников?
— Ян, — опустил руку на мою голову виноватый донельзя Штефан. — Может, не надо?
— Сколько?! — поднял голову я и посмотрел ему в глаза.
— Трое.
— Кто?
— Ян…
— Кто?!
— Я, король и владелец самого дорогого публичного дома на свете.
— Ясно, — сказал я и сменил тему.
Месть — блюдо, которое подают холодным. Холодец, паштет, окорочок на худой конец. Вариантов, как врагов приготовить, полно. Главное — не торопиться.
…
— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.
— Шшш…ххххрррр…
— То там сто грамм, то сям сто грамм, на то оно и утро!
— Заткнись!
Подушка, брошенная в меня Штефаном, улетела в дальний угол спальни, а я продолжил его доставать. Время — деньги. С тех пор (две недели назад), как я узнал, сколько (охуеть, реально, просто охуеть сколько!) за меня Штефан заплатил, покой ему только снился. Я перебрался в его покои и в его постель (без секса! ночные обнимашки, утреннее взаимное дрочилово и случайные поцелуйчики не в счет) и загрузил заданиями по самые ноздри.
В том, что рано или поздно я сотру с лица планеты гниду, продавшую родное семя с молотка, я не сомневался ни секунды. Но это потом. После того, как верну Штефану все до последней копейки, и после того, как Его Величество лично попросит у меня за участие в аукционе прощения. Я княжич, а не сексуальный раб! Он кровью умоется, но это признает, и никакие маги его не спасут. Владельца публичного дома я решил оставить в покое. В конце концов, Ян был красивым, похотливым и абсолютно безмозглым пиклюком — самое оно для работы в публичном доме. Меня в очередной раз передернуло при мысли, что я мог оказаться не в любящих руках терпеливого лорда Церберуса, а… Тьфу!
Я силой заставил себя думать о другом. В частности, о не желающем просыпаться Штефане, который разлегся поперек кровати на животе и откровенно на меня забил. Теоретически можно было оставить его в покое еще на пару часов (он закончил очередной эксперимент в лаборатории в три ночи), но практически мне не терпелось отвлечься от кровожадных мыслей и словить кайф от катания с горки. Рано утром заинтригованный донельзя Маннер выдал мне горнолыжные костюмы, а столяр — борд и лыжи, переделанные под моим чутким руководством в горные из тех, на которых народ на охоту по глубокому снегу ходил.
— Пора, пора, порадуемся…