Вишенка (СИ)

Вжих — в меня прилетела следующая подушка. Ха. Я от пуль уворачивался всю свою сознательную жизнь, а он в меня подушкой. Наивный.

— На своём веку. Красавице и куубкууух!

Вжих! Сапог. Ха! Упс. Бзденьк. Хрясь. Бряк! Хрустальная статуэтка, подсвечник и мраморные часы с грохотом рухнули с каминной полки на пол.

— Это ты зря. Мариша тебя за статуэтку голыми руками задушит, — расхохотался я грозному топоту на лестнице и, прихватив свертки с костюмами, скрылся в своих покоях.

Штефан догнал меня через минуту, а через две мы неслись к потайной дверце в стене, стараясь не сносить бордом и лыжами дверные косяки.

— Вернётесь, я вам уши оторву, пакостники!

Грозный вопль Мариши мы, переглянувшись, встретили дружным хохотом.

— И какого хрена мы бежали?

— Кто его знает?

— Два идиота, — покачал головой Штефан, переходя на шаг.

Открыл передо мной дверцу в стене. Джентльмен, етить-колотить! Я не стал выделываться и ринулся в проход. У меня прям пятки жгло от желания срочно применить полученные девайсы по назначению. Штефан меня обогнал. Еще бы! Два его шага — четыре моих. Ему снег по колено, а мне по яйца! Когда я добрался до места назначения, он сидел в сугробе и разбирался с креплениями на лыжах.

— Что, не терпится? — подколол его я, застегивая ремни борда на укороченных и зауженных валенках. Поерзал, подпрыгнул, проверяя. Вроде норм.

Глянул на Штефана и на мгновение потерялся во времени и пространстве: деревенский парень из 2000-х, собравший свой первый горнолыжный комплект, на старте. И боязно, и хочется, и костюм говно, и лыжи пипецкие, но перед лицом друга заднюю уже не дашь. Меня прям до печенок пробрало. Он был такой… Такой родной!

— Штеф…

— Да? — оторвался от созерцания крутого склона он.

Встал. Поднял палки. Поерзал на лыжах, проверяя сцепление со снегом. Посмотрел на меня и нервно улыбнулся:

— Все будет хорошо, да? Это же твоя затея, а не моя.

— Точно, — хлопнул его по плечу я и скользнул вниз. — Свободааааа!

Мы наебнулись раз десять (восемь из которых Штефан), мы заебались подниматься наверх, мы едва не отморозили щеки и уши, но мы словили нереальный кайф, от которого нас проперло так, что, скатившись вниз в последний раз, мы целовались, без сил валяясь на снегу возле рва, до тех пор, пока за нами не приехал Коннор и не увез на санях в замок, где я пришёл в себя и Штефана с полноценным сексом обломал. Он, конечно, прикольный парень, мой друг и вообще… Но не настолько же! Хватит с него целовашек и дрочилова.

Штефан настаивать не стал: благополучно кончил мне в руку (бросить его со стоящим хером мне мужская солидарность не позволила), переоделся и ускакал в Башню, а я принял ванну и с новыми силами ринулся в бой в прямом смысле слова: целую неделю я воспитывал Коннора и его отряд на новый лад. Они впитывали информацию, как губка, мочалили друг друга на плацу почем зря и из кожи вон лезли, чтобы получить мое одобрительное:

— Молодцы. На сегодня все. Свободны.

Они думали, что я им то, что мне в Академии преподавали, рассказываю (по большому секрету и старой дружбе). Я их не переубеждал. Кому в этом мире нужна моя правда? Да никому! Другое дело систематические, годами выверенные тренировки.

Утром я гонял парней на лыжах вокруг замка, сопровождая их по проторенной Снежком дорожке на злорадно ухмыляющемся Лютике. После завтрака пичкал теорией в библиотеке. После обеда отправлял на полигон учиться стрелять из арбалетов, профессионально юзать ножи и пиздить друг друга тем, что под руку подвернется.

А перед ужином, за час до темноты, уходил с ними на склон — то на лыжах, то на борде. Мне позарез нужны были специалисты в горнолыжном деле. Оружием торговать — это вам не меха задешево соседям сливать. Покупателей я ни перед кем светить не собирался, а значит, путь в Срединное Королевство был только один — через или по краю Гарнакских гор.

Парни скрипели костями и жилами, распахивали носами, задницами и локтями склон, но раз за разом поднимались и продолжали начатое. Упорные — жесть просто! Если бы не магические твари, с приходом темноты собирающиеся возле склона, я б их еще и ночью погонял, пользуясь тем, что мамочка Штефан пропадал в Башне с утра до глубокой ночи и кудахтать надо мной практически перестал.

Оно и понятно — когда есть чем заняться, все остальное уходит на второй план. Даже любовные переживания. Я тому, что Штефан, плюхаясь в нашу постель ночью, был способен лишь на пару минут сонного тискания, радовался неимоверно. Ну. Не то, чтобы неимоверно, но радовался. Ну. Не то, чтобы радовался…

Ай, да ладно! Спустя две недели аврального режима я понял, что темп пора снижать. Мне не хватало неспешных вечерних обнимашек, смешных Штефановских соблазняшек и ниочемной сонной болтовни. Я хоть и бывший (теперь уже) военный, но все-таки человек. У меня тоже есть чувства и желания. Всякие-разные. Потрахаться, например, по-нормальному. Етить-колотить, сколько можно дрочить? Вставить бы кому-нибудь по самые яйца! Но вставлять было даже теоретически некому.