Как я и думал, Штефан, попав в мои загребущие ручонки, разговоры разговаривать передумал. Облапал меня всего, затянул в одурящие поцелуи, утопил в эмоциях и… нагнул. Несколько раз подряд. В купальне. В спальне. И даже на кухне перед камином, куда мы приперлись после того, как я начал клацать зубами от холода в спальне.
Мне было так хорошо, что я и не думал выкобениваться. Мое имя выбито на его загривке, мой член побывал в его заднице, его душа — моя. Он весь мой!
— Твой, — соглашался Штефан и заворачивал в очередной немыслимый крендель, чтобы трахнуть по-новому.
Или исцеловать с ног до головы. Или задницу мою растраханную вылизать. Или самому моим губам и рукам подставиться. Я послушно целовал, ласкал и брал в рот подставленное, и не думал ни о чем вообще. Потом подумаю, когда натрахаюсь вдоволь.
…
Двое суток мы даже не пытались одеваться. Двое суток мы трахались, как ополоумевшие весенние кролики, наверстывая месяцы воздержания. Двое суток мы любили друг друга, не скрывая эмоций. А потом Штефан пришёл в себя и начал задавать неудобные вопросы. Я юлил до последнего, но он воспользовался моим беспомощным во время очередного любодеяния состоянием и меня расколол.
Слава богу, ничего страшного после этого не случилось: Штефан нос задумчиво почесал, до оргазма обоих довел и вопросами о моем мире заколебал. Я запросил пощады ближе к утру (шутка ли, почти сутки болтать, рта не закрывая) и уломал-таки Штефана сгонять на перевал.
— Не любопытства для, а безопасности ради. Мы должны знать, что по ту сторону Гарнакского хребта творится.
— Да ничего там не творится, — попытался отмазаться Штефан. — С той стороны к нам в гости лет пятьсот уже никто не приходил.
— Стоп. Я правильно понимаю, что оттуда когда-то кто-то сюда все-таки приходил?
— Да. Катайсы. Маленькие, желтокожие и очень многочисленные. Дальнее зимовье для отражения их атак и построили.
— Охренеть. Почему ты мне этого раньше не рассказал? И почему здесь никто не живет?!
— Ян, это было пятьсот лет назад и закончилось, не начавшись. Мы построили этот замок, снесли их многотысячные отряды в пропасть магией и не потеряли при этом ни одного человека.
— Времена меняются, — нахмурился я, выбрался из рук Штефана и отправился одеваться. — Выходим через полчаса.
— Но…
— И ни минутой позже!
— Капризным беспомощным малышом ты мне нравился гораздо больше, — проворчал Штефан, поднимаясь.
Я подошёл к нему, решительно поцеловал в губы и улыбнулся так, что его перекосило:
— Скандал хочешь? Истерику? Могу устроить.
— Не надо, — мигом передумал Штефан.
Я кивнул и пошел дальше собираться, а он помолчал недолго, а потом добавил, заставляя меня каменеть:
— Оказывается, я совсем тебя не знаю.
— Если ты намекаешь на то, что можешь меня настоящего разлюбить, то имей в виду — я тебя никому никогда не отдам, — сказал я, не оборачиваясь. — Ты в ответе за того, кого приручил, особенно если это жестокий иномирный мужик, у которого руки по локоть в крови.
— Никому и никогда не отдашь, говоришь? — подошёл ко мне Штефан. Обнял. Сложил подбородок на мою макушку.
— Да. Ты мой.
— Ладно, — легко согласился Штефан и заулыбался так, что я, не глядя, почувствовал.
— Что смешного?
— Ты три месяца бегал от меня, а теперь так грозно шипишь, что никому не отдашь…
— Не надо было меня соблазнять и подарками заваливать, — огрызнулся я, скрывая смущение. Кто бы мог подумать, что я — тот еще ревнивый собственник?
— Я же сказал, что знаю путь к твоему сердцу.
— Лучше бы ты знал путь в обход земель Гераклиусов, — сменил тему я. Хватит с меня мимишек.
— Знаю. Показать?
Я Штефана не придушил, только потому что вовремя вспомнил, что ни разу с ним на эту тему не разговаривал.
…
— Вон там тросы натянуты, видишь, под горой, которая как голова барса.
— Угумс.
— А потом за неё уходишь, там пологий склон и тропа до леса, который идет по краю владений лорда Аннадейла. По нему, вдоль скал, а иногда и среди них доходишь до городка Харон. Там переправляешься через реку и оказываешься на землях Торговой Гильдии.
— Угумс.
— Наши предки от Дальнего зимовья до Харона в дневной лыжный переход укладывались. Это потом по лесу удобную конную дорогу проложили, а сначала только так в центральную часть Срединного корлевства и добирались. День пути на лошадях до Дальнего зимовья и день на лыжах до Харона.
— Угумс.
— Ян, тебе неинтересно?
— Очень интересно. Ты говори, не отвлекайся, я за тобой слово в слово записываю.
— Да я уже все сказал. Пойдём в городок?
— Нет. Мы идём на перевал.
Я убрал бумагу, на которой откровения Штефана записывал, во внутренний карман куртки, проклиная себя последними словами. Нормальные, етить-колотить, герои всегда идут в обход. Ладно я, но Коннор! Какого черта он не додумался спросить своего лорда об обходной дороге?! Вернёмся, шею ему сверну за это! Пипец сколько времени зря потратили.
— Дался тебе этот перевал, — поморщился Штефан, ерзая на лыжах туда-сюда.
— А ты, я смотрю, к нему тоже неравнодушен, — наклонился проверить крепления на своих лыжах я.
В этот раз я тестировал нечто, позволяющее и бегом бежать, и с горы спускаться.