Вишенки в огне

Связка гранат, брошенная с близкого расстояния, заставила остановиться бронемашину, она задымила, извергая в безоблачное утреннее весеннее небо клубы чёрного дыма. Тотчас оборвался и рокот пулемёта.

Человек, не мешкая ни секунды, опять предпринял действие, совершенно несовместимое со здравым смыслом: снова побежал в сторону врага, навстречу, казалось бы, своей неминуемой гибели. Когда да идущих цепью немцев оставались какие-то сотня-полторы метров, вдруг резко свернул к Деснянке, на ходу выдернув сухой стебель камыша, неторопливо обломил его, тщательно продул, вошёл в реку, погрузился в неё, потом ушёл с головой под воду, вжался под водой в обрывистый берег с густой, ниспадающей в реку травой. Он исчез! Лишь над речной гладью среди молодого аира и провисшей с берега осоки торчала тоненькая трубочка камыша. Поднятая мужчиной муть со дна реки снова медленно осела на определённое природой для неё место, уплыла вслед за неторопливым бегом воды, растворилась бесследно.

Он уже не видел, как рыскали берегом овчарки, потеряв такой свежий след, бесились от бессилия, давились, заходясь злобным лаем; как бегали солдаты, с недоумением разводя руками.

Das ist Waldgeist! Das ist Wassermann!

И не удивительно, лишь леший да водяной способны на такое: только что был здесь, стрелял, в него стреляли, его многие видели, и, на тебе! Не стало! Воистину, поверишь в водяных и леших.

Взрывы от брошенных в воду гранат мужчина слышал: они больно ударили по перепонкам, звоном отдались в голове, пришлось даже немного хлебнуть воды. Но быстро оправился: благо, гранаты взорвались вниз по течению.

Время под водой остановилось. Человек помнит, что тогда солнце только-только встало, а сейчас он позволяет на мгновение открыть прямо в воде глаза, видит солнце над рекой. Решает передохнуть, втянуть воздух полной грудью, отдышаться. Дышать через камышинку в воде можно, но не очень продолжительное время. У него уже был опыт. Это он проделывал и не раз ещё в далёком детстве, когда с друзьями играли на берегу Деснянки. Но здесь совершенно не тот случай и игра совершенно не та, не детская. Поэтому, приходилось терпеть на грани потери сознания. Однако терпел. Спиной он хорошо слышал топот множества ног ещё в самом начале, а теперь как не прислушивался, как не вжимался в дрогкий берег реки, земля не сообщала ему о присутствии посторонних на берегу. Посчитал, что враги ушли, можно вдохнуть воздуха, выйти из воды.

Надеялся ещё, что на поверхности быстрее появится слух, исчезнет противный тонкий звон в ушах, что появился от взрывной волны в воде.

Спустя ещё какое-то время над водой в густой прибрежной траве, что свисает прямо в воду, у берега сначала замаячила человеческая голова, потом, наконец, на берегу появился и сам человек. Стоя на коленях, так же долго оглядывался вокруг, одновременно прислушивался к себе: звон и боль в ушах сохранялись. Мало того, сильно болела голова.

Тщательно огляделся: никого. Лишь аисты парили в вышине да несколько штук их важно расхаживали по высокой болотной траве невдалеке от человека. Ходили спокойно, непугано. Значит, рядом нет никого. Это обнадёжило, придало уверенности, и мужчина уже спокойно и тщательно принялся осматриваться вокруг, оценивал обстановку.

Солнце застыло в зените, значит, день переваливал на вторую половину. Мужчина ушёл от реки в сторону колхозного поля, остановился на краю за густыми кустами лозы, принялся раздеваться, развешивать свои мокрые, рваные одёжки по кустам. Остался в исподнем белье. Разобрал винтовку, протёр, разложил для просушки. То же проделал и с пистолетом. Постепенно возвращался слух, проходила боль в голове, но звон всё равно оставался. Ещё раз внимательно оглядевшись, человек расположился под кустом отдохнуть: слишком тяжёлым и насыщенным на события был для него этот майский день 1942 года.

Сон его был коротким и чутким, но вполне достаточным, чтобы восстановились силы, и мужчина снова почувствовал себя готовым к продолжению борьбы с врагами.

Никто из слободчан, из немецких патрулей не удивился, когда ближе к вечеру затопилась банька у нового старосты деревни Слобода Прибыткова, что стоит за огородом на берегу Деснянки. Уже стемнело, когда в баню открыто, демонстративно на виду у всех с зажжённым фонарём в руках и свертком чистого белья подмышкой прошёл и сам хозяин Кирилла Данилович. Перед тем, как зайти, ещё постоял, покурил, по – хозяйски оглядел огород, кусты, кинул пытливый взгляд на речку, прислушался к вечерней деревне. Тихо. Тепло. Покойно. Втоптал окурок в землю, очередной раз окинул взором окрестности, открыл дверь в предбанник.

Очередное майское утро 1942 года ничем не отличалась от других: всё так же взошло весеннее солнце; всё так же парили над поймой реки аисты; как всегда в такую рань одаривал землю звонкой песней жаворонок.