Вишенки в огне

Вытянувшись цепочкой, караван из шестнадцати навьюченных продовольствием и боеприпасами лошадей пробирался по заросшей за войну мелкими кустарниками, березняками и ельниками просеке. Впереди налегке шёл немецкий командир отделения унтерфельдвебель с автоматом на шее, зорко всматривался в чужой и страшный лес. За ним вышагивали двое немецких солдат, и только после них вёл под уздцы лошадь румынский солдат. Связанные поводками, за первой лошадью покорно передвигались остальные. В конце каравана ещё пятеро румын о чём-то оживлённо разговаривали, спорили друг с другом, оглашая лес то криками, то неуемным смехом. Унтерфельдвебель то и дело останавливался, усмирял союзников.

– Steken Mund! – в очередной раз попытался заткнуть рот румынам, но только ещё больше раззадорил последних.

Они уже не просто громко разговаривали, а открыто хохотали, тыкая в унтера пальцами, насмехались.

На этот раз немец не стал говорить, а сразу схватил автомат, повёл им в сторону румын, успевая указательным пальцем покрутить у виска. Союзники в тот же миг вскинули винтовки, нацелив на немцев, сами предусмотрительно спрятались за деревья. Назревал скандал.

Унтерфельдвебель понял это, безнадёжно махнул рукой, продолжил движение, бормоча себе под нос проклятия в адрес румын.

Когда к ним присоединились ещё одни союзники, ни немцы, ни румыны точно сказать не могли. Оглянувшись, увидели в конце каравана шестерых полицаев, что понуро брели следом. Вёл их высокий, молодой, подтянутый и опрятный полицай, поминутно поторапливающий товарищей.

– Еле догнали вас, – виновато улыбаясь, старший полицай направился к унтеру во главу каравана. – Хайль Гитлер и гутен таг, господин офицер, – поприветствовал немца, умышленно возвысив командира отделения пехотной роты до офицерского ранга. – Мы… это… отстали от своих, холера его бери, так уж вы не обессудьте, господин офицер.

– Wer ist du? – уставился тот на пришельца. Его сослуживцы напряглись, отошли несколько шагов в сторону, взяли винтовки на изготовку. Появление незнакомых людей в лесу не могло сулить чего-то хорошего.

– Их бин полицай, полицай я, – лепетал молодой союзник, преданно глядя в глаза немцу, то и дело поднимая руки к верху, тем самым демонстрируя свои самые что ни на есть миролюбивые чувства. – Ихь хайсе Вася, Василием мамка с папкой нарекли, вот как.

– Wocher und wochin kommen sie? – недоверчиво спросил унтер.

– Wir kommen von zu Hause, – продолжал преданно лепетать полицай. – Из дома мы идём, пан офицер, из дома в вальд к вам, в лес к вам на помощь, ин хильфе к вам помогать бороться с партизанами. В помощь к вам, холера вас бери.

– Partisan? – ткнул пальцем в грудь полицаю немец.

– Nein! – снисходительно улыбнулся союзник. – Какой партизан? Мордой не вышел, господин офицер. Ихь бин полицай, полицаи мы, братья по оружию, так что… Только в полицию, другой дороги нет для наших харь.

– Gut! Gehen weiter! – круто повернувшись, снова пошёл во главу каравана, вполне удовлетворённый проведённой беседой.

– Пошли дальше, – тут же перевёл старший полицай слова унтера товарищам, взмахнул рукой, увлекая их за собой.

А они времени даром не теряли, уже успели подружиться с румынами, угощали их махоркой. Те с жадностью запускали руки в кисеты, крутили толстые самокрутки, курили, пуская густые клубы дыма, хвалили махорку, показывая большой палец правой руки.

– Курите-курите, нам не жалко. Такого добра у нас хватает, – подбадривали румын полицаи, похлопывая союзников по спине. – Надо было и жёнок своих взять: пускай бы и они покурили, – вроде как подшучивали над «мамалыжниками» гости.

В ответ на такую щедрость полицаев один из румынских солдат на ходу распорол ножом навьюченный на лошадь тюк, достал шесть банок консервов, угостил каждого из вновь прибывших союзников. Те не отказались, так же на ходу вскрыли банки, с аппетитом поглощали немецкие сосиски. Другой румын таким же способом добыл несколько пачек галет, поделился с полицаями. Всё это проделывалось в тайне от немцев.

Когда караван прибыл к месту назначения, и румыны, и полицаи уже были в состоянии хорошего подпития, то и дело обнимались, клялись в дружбе и верности на века. Языковый барьер был преодолен после второй выпитой бутылки. Жесты прекрасно заменяли незнание языка друг друга. Оказывается, у полицаев была с собой самогонка, которой они не преминули поделиться с союзниками, сознательно исключив из честной компании немцев.

Временная стоянка союзнических сил находилась на том месте, где когда-то в первые месяцы войны, располагался партизанский отряд. Вытеснив противника, немцы заняли партизанские землянки, организовав здесь штаб, санитарную часть. Отсюда убывали подразделения на блокаду партизан, сюда же выносили раненых, убитых; здесь же пополнялись оружием и боеприпасами.

Румынская рота квартировала в землянках, что на южном краю поляны. Рядом с ними в шалашах отдыхала сводная рота полицаев, только что выведенная из боя на перегруппировку. Потерявшая убитыми и ранеными почти половину списочного состава, ждала пополнения.