Вишенки

Каждый день да через день баба Юзефа просила, чтобы Глафира проведала её, и всё говорила и говорила с ней, по-матерински стараясь рассудить, успокоить. После таких встреч вроде как стала оттаивать, появился блеск в глазах, нет-нет да мелькнёт улыбка на её красивом бледном лице. Но лучше стало, почти полностью пришла в себя Глаша после того, как к знахарке в Заозёрье сходила Марфа.

Два дня не было её, пришла к исходу третьего. Принесла с собой бутылку воды, что нашептала знахарка. Так ли – нет, от неё ли – нет, но Глафира, выпив ту наговоренную воду со временем снова стала улыбаться, даже смеяться выходкам деда Прокопа. И с Ефимом всё у неё наладилось, снова спят, как и положено мужу с женой. По хозяйству занимается как и прежде, но детей как не было, так и нет.

Как в воду глядел Прокоп Силантьич: сразу после Пасхи нагрянуло из уезда начальство во главе теперь уже не с председателем ревкома, а председателем районного Совета Николаем Николаевичем Чадовым. И сопровождали его одиннадцать вооружённых людей с винтовками да наганами на десяти подводах.

Снова собрали сход, долго и настойчиво Чадов объяснял крестьянам о бедственном положении с продовольствием в стране. Что, мол, не хватает хлеба рабочим, солдатам на фронте.

– Так зачем вы войну-то затеяли, когда брат пошёл на брата? Вот сейчас и расхлёбывайте, гражданин хороший, – Никита Кондратов не стал даже слушать, перебил товарища из района. – Жили бы себе по старинке: рабочий у станка, мы, селяне, в поле. Вот бы и выручали друг дружку. Он бы нам плуги, мы ему – хлеб. Любо-дорого!

– За контрреволюционные речи ты, помещичий прихвостень, можешь дорого поплатиться! – пригрозил ему председатель районного Совета. – Советская власть не потерпит такой агитации против нашей революции.

– Забери-забери, только мы сеять ничего не будем, и сдохнет от голода твоя власть, – поддержал Никиту Аким Козлов. – Нет дураков за даром работать на земле. Ты этот хлеб сначала вырасти, а потом попробуй кому-то отдать за просто так.

Кондратова Никиту и Козлова Акима тут же арестовали и в тот же день увезли под охраной в район, остальные жители Вишенок притихли, как воды в рот набрали. Разошлись каждый по своим хатам и сидели, в тревоге ожидая визита продотряда.

Беднота и готова была сдать зерно, да только откуда ему взяться в их амбарах? У них-то и амбаров не было. Вот и ходили они вместе с продотрядовцами по домам, просили хозяина по-хорошему, пытались стыдить. А если и это не помогало, приступали к обыску, взламывали замки, тут же в амбаре грузили зерно на брички, формировали хлебную колонну в район.

На этом краю деревни первым на пути продотряда была хата деда Прокопа Волчкова. Две подводы остановились у плетня, и четверо продотрядовцев направились во двор.

Сам хозяин встречал непрошеных гостей у амбара, опираясь на батожок. Жена его бабушка Юзефа по такому случаю еле выползла из дома и теперь сидела на ганках, из-под руки подслеповато смотрела, как прошла через двор к амбару толпа вооружённых людей.

– Прокоп! – на удивление громким, зычным для своего возраста голосом прокричала мужу. – Не перечь им, чума тебя побери! Бачишь, сколько их, и все с ружьями. Пускай забирают, чтоб они подавились, голодранцы! Бесовское племя! Робить не хотят, а только бы жрать, глотки ненасытные. Воры! Бандюги! Чтоб вам повылазило, чтоб вы света белого не видели! Чтоб вам наш хлеб поперёк глотки встал, ироды окаянные!

– Ты, бабушка, поосторожней со словами, – подскочил к ней немолодой уже мужик с винтовкой. – Не посмотрю, что на ладан дышишь, враз пришпилю штыком к ганкам. Вишь, разоралась, карга старая!

– Ты глянь, – взвизгнула старуха. – Аника-воин сыскался, с бабами воевать, антихрист, собрался! Чтоб тебя разорвало от хлебушка нашего, чтоб тебя всю жизнь поносило, не переставая, кровавым поносом! Он мне угрожать будет! Ах ты, антихрист! – и, недолго думая, с силой ткнула мужика батогом в грудь.

От неожиданности тот попятился назад, поскользнулся в грязи, не удержался и тут же растянулся у ног старухи.

– Твою мать! – мужчина вскочил, кинулся к бабушке, как ветряк, размахивая руками. – Да я, да… – вот-вот готовый ударить.

С завидной для его лет прытью дед Прокоп поспешил на помощь жене, с придыханием опустил батожок на спину продотрядовцу, сбил того с ног. И уже лежачего ещё несколько раз успел ударить, прежде чем на нём повис Данила, оттащил в сторону.

– Остынь, дедунь, силы не равны. Видишь, их сколько? Куда ж ты прёшь? Убьют ведь!

На помощь товарищу кинулись гости, и во дворе Волчковых завязалась драка. Они не стали разбираться, кто прав, кто виноват, а с ходу въехали кулаком Даниле промеж глаз. Однако он устоял и, выломав кол, пошёл на обидчика, успев огреть того по спине. Дед Прокоп не остался в стороне. С криком: «Да я от удара отца Василия не всегда падал!» – со всего маха залепил оплеуху какому-то рабочему. Тот полетел вверх тормашками, уронив из рук в грязь винтовку. Не ожидавшие такого поворота событий, продотрядовцы ринулись в драку, совершенно забыв про зерно.