Вишенки

Матушка! Накрой-ка столик страждущим. Уединимся с товарищем. Это мы быстро, – нежно рокотал батюшка.

– Нет, дома, дома, друг мой верный, товарищ надёжный, единственный Вася-Василий свет Петрович! Домашним сообщить надо, они ведь не знают, куда я и зачем ездил. Как же я напью-у-усь! Как же я забудусь! И-и-э-эх, отец Василий! Как же я напьюсь!

– скрежетал зубами Щербич. – В гробу перевернутся все эти коммунисты-большевики!

– Я помогу тебе, Макарушка, – батюшка снова приобнял товарища. – Только под моим чутким руководством, вместе мы совершим сие дело, тебе одному не по силам, потому-то я и не могу его доверить тебе. Не то это будет банальная пьянка, пустой перевод такого ценного продукта, как водочка, а с присутствием духовного лица это уже будет культовое мероприятие, сын мой, угодное Богу. Едем, пока желания совпадают с возможностями, будем спешить. Матушка, не жди скоро, дела. Требуется срочно возродить, оживить душу рабу Божьему Макарушке, вдохнуть в неё веру и надежду. Кто ж это сделает лучше, чем я? Только я! Серко, гони, милый, вези страждущие души! И мечту тебе найдём, нельзя, Макарушка, душа моя, жить без мечты. На дне стакана она, негодница, истинно говорю тебе. Извлечём, достанем её оттуда, отряхнём, очистим от скверны, обсосём, если надо, оближем, каких бы трудов нам это ни стоило. Будет ей от нас скрываться, найдё-о-ом всё равно-о!

Конь с места взял рысью, матушка ещё долго стояла, смотрела вслед с жалостью и в то же время укоризненно качая головой.

Заинтригованные Степан, Лиза, Николай Павлович с нетерпением ожидали возвращения хозяина. Лиза приготовила всё, что просил Макар Егорович, накрыли стол в зале, а теперь ждали, поминутно выбегая на улицу – не едет ли?

Николай Павлович отказался от обеда и сейчас возлежал в кресле, пытался листать какую-то книгу, но если бы кто-то спросил, что за книгу читает, не ответил бы. Даже сам над собой жёстко пошутил: «Гляжу в книгу, вижу фигу, прости Господи».

Степан в который раз принёс охапку березовых дров, подложил в печку. Жара в зале стояла именно та, что не вышибала пот, но создавала, дополняла уют, что уже сам собой сложился в доме Щербичей.

Первым зашёл отец Василий, окинул быстрым взглядом накрытый стол, заждавшихся домашних и зашипел приказным шёпотом, вращая белками:

– Ни одного глупого вопроса, тишина! Макарушке не перечить, не посмотрю, что родственники и друзья. Отвечать за каждую глупость предо мной будете, дети мои! – огромный кулак батюшки проплыл вдоль удивлённых лиц слушателей.

– Да что за праздник, отец Василий? – воскликнула Лиза, отпрянув в сторону.

– Похороны, дети мои.

– Ой! – общий вскрик удивления повис в воздухе.

– И рождение, – не переставал удивлять батюшка.

– Кто умер, кто родился? – обстановка накалилась.

– Умер прежний Макар Егорович Щербич, и родился новый Макар Егорович Щербич, восстал из тлена мой друг, приятель, душа-человек, – объявил священник, воздев кверху руки. – В меру поскорбим и безудержно возрадуемся, друзья мои, воздадим должное сим разительным событиям, тем переменам в жизни одного и того же раба Божьего Щербича Макара свет Егоровича. И совершим возлияние в чрева свои алчущие, – закончил проникновенно отец Василий, перекрестившись на образа, попутно не забыл осенить перстом богато накрытый стол. – Полагаю, водочка с мороза, тягучая? Только холодная водочка способна остудить горячие сердца и не менее жаркие души православных.

Когда хозяин объявил о добровольной передаче добра, богатства новой власти как о свершившимся факте, за столом в первое мгновение нависла гробовая тишина. Сам сидел, опустив голову, ждал реакции друзей, близких. Лиза застыла, зажав руками рот, Николай Павлович недоуменно хлопал глазами. Батюшка наблюдал за всеми, на первый взгляд, равнодушно из-за полуприкрытых глаз. И только Степан вдруг вскрикнул, вскочил с места, забегал по залу.

– Как? Как это? А я? А мне? А нам? – с побледневшим лицом, с горящими глазами, трясущийся, подскочил к отцу, замахал руками, чуть ли не кинулся с кулаками на родителя. – А мне, а нам с Лизой что делать, как жить? А о нас ты подумал, батюшка? Неужели? О, Господи!

Отец Василий уже, было, дёрнулся со своего места, готовый помешать. Но, видимо, что-то увидел, понял сын, встретившись с холодным, немигающим взглядом Макара Егоровича, и разом обмяк, сдулся.

– Работать, сынок, ра-бо-тать! Только так! Руки-ноги, слава Богу, у тебя есть, голова на плечах тоже. Но уж если она не варит мозгами, то не обессудь. Сам, всё сам! Титьку давать тебе всю жизнь я не подвизался, запомни. Нет её у меня, кончилась.

– Да как же? Да я… – потом, всё же обиженный и оскорблённый, направился к выходу, успев на ходу схватить шапку, шубу, выбежал на улицу.

Лиза сделала попытку бежать за мужем, остановить, но Макар Егорович жестом удержал невестку.

– Это правда, Макар Егорович? – спросил Николай Павлович, стараясь сохранить спокойствие. – Ты не пошутил, Макарушка?

– Нет, – поднял голову хозяин. – Нет, это не шутка. Такими вещами не шутят.

– И вот так – без боя отдал?