Вишнёвое дерево при свете луны

В конце учебного года школа премировала лучших учеников поездкой в Москву. В этот список была включена и я. Когда я узнала об этом, мне стало так радостно! Казалось, что теперь всегда, всю жизнь, у меня будет такое настроение. Ещё бы! Москву, которую я только слышала по радио, я скоро увижу своими глазами!.. И Красную площадь! И Кремль! И Мавзолей Ленина! И Сельскохозяйственную выставку! И грузинский павильон на этой выставке! И Третьяковскую галерею!.. И памятник Пушкину!

Я собирала чемодан, когда в комнату вошёл сияющий Котэ.

— У меня для тебя есть сюрприз, — сказал он, многозначительно улыбаясь. — Я хоть и вышел из пионерского возраста, но в институте тоже отличник, а во-вторых, я уже был в Москве и знаю её как пять своих пальцев. Я вам покажу Москву лучше всякого экскурсовода, а в-третьих, папа мне дал денег на покупку самого хорошего радиоприёмника, который мы вместе с тобой и купим в столице нашей Родины!

— Ура! — крикнула я, продолжая собирать чемодан.

Мы должны были выехать через два дня.

Воскресным утром говорящая тарелка передавала на грузинском языке новости, но я её не очень-то внимательно слушала — мыслями своими я уже была в Москве. Внезапно радио замолчало. Я не обратила на это особого внимания, у нас иногда так бывало: постарела наша чёрная тарелка. Вдруг диктор сказал по-русски:

«Работают все радиостанции Советского Союза!..»

Диктор повторил это несколько раз.

«Слушайте выступление Народного комиссара иностранных дел товарища Молотова!..»

Котэ стоял перед динамиком бледный и какой-то сразу повзрослевший.

— Что это? — спросила я.

Котэ тихо сказал:

— Это… война!..

Я прижала руки к вискам и посмотрела на настенный отрывной календарь.

На календаре было 22 июня 1941 года.

— Какая война?.. Что это значит? — Я до боли сжала виски ладонями.

Котэ сделал два шага ко мне, словно заслоняя меня от чего-то, и сказал, обнимая за плечи:

— Какая война? Жестокая… С фашизмом… До победы. А значит это, что кончилось твоё детство.