Вишнёвый ликёр или медовая роза?

– Оленька, ты очнулась. – Как же хорошо милая. Как мы испугались за тебя. Какое счастье, что ты жива. Двое суток в беспамятстве. Ты не волнуйся, тебе нельзя нервничать. Ты сейчас в больнице. Всё закончилось уже. Весь кошмар закончился. Полежишь, полечишься. Потом домой поедим с тобой. Заживём как прежде.

Леонид всё причитал и причитал, и суетился вокруг Ольги. То одеяло ей поправит, то в лоб поцелует, то водички даст попить.

– Где я? Спросила, Ольга еле вымолвив.

Леня присел у её кровати и начал гладить по голове. – Милая моя, ты в больнице. Ты не помнишь ничего, что случилось с тобой? – спросил он у неё. Ольга покачала головой: -Не помню – прошептала она

– Ну, ничего, ничего. Приедем домой, потихоньку там всё вспомнишь. Всё станет на свои места. Ты лежи пока, отдыхай, набирайся сил. Какая радость, что ты жива. Это главное, а остальное всё придет.

Лёня опять стал суетливо гладить её по волосам, поправлять одеяло. Долил в стаканчик воды.

– Я, отойду ненадолго, хорошо Оленька? Скоро приду. Он вопрошающе на неё посмотрел, покивал головой и пошел в ординаторскую, для того чтобы переговорить с врачом.

На пороге в кабинет скромно замялся, увидев, как доктор сидит, заполняет какие-то бумаги. Врач прервал писать ручкой и поднял голову в сторону Леонида. Заходите, присаживайтесь.

– Я хотел бы более подробно осведомиться о состоянии своей жены? сказал Лёня, пройдя в кабинет к лечащему врачу, Александру Вадимовичу.

–Да, не переживайте вы так, поспешил успокоить его врач, видя как тот вытирает слезы со щеки. Сейчас главное для нее покой. Вот видите, пришла в себя, что означает хороший положительный сигнал. Зрачки реагируют на свет. Понаблюдаем динамику – говорил доктор тихим и мягким голосом, у которого на голове пробивалась местами седина. Сами понимаете, что переохлаждение тела и пребывание долгое время в воде, в экстремальной ситуации, могут, в дальнейшем, вызвать любые обострения, но легкие чистые. Хрипов нет. – Переломы, правда, костей кисти обеих рук, но через месяц гипс снимут, будем надеяться на хорошее. Небольшие гематомы на теле пройдут. Понаблюдаем, посмотрим. Придут анализы. Пролечим. Всё сделаем от нас зависящее. Сейчас состояние стабильное, давление в норме, сердце у вашей жены крепкое. Есть все шансы на выздоровление и возвращение к нормальной жизни. И конечно уход за ней должен быть сейчас должный. По возможности окружить заботой. Может кто-то сможет у вас подежурить в палате.

– Я всё понял. Спасибо.

Врач кивнул в ответ головой.

Леня успокоился и пошёл опять в палату к Ольге. Он застал её спящей. Присел рядом на стул, взял её за руку и сам заснул.

– Ужин, ужин – раздался громкий голос с коридора.

– Возьмите ужин – растолкала Леонида какая-то пожилая женщина. – Больную кормите.

Нянечка поставила тарелки на стол. Суп, пюре с котлетой. Налила чай и пошла дальше по палатам.

Ольга открыла глаза.

– Суп принесли, поешь родная, хоть пару ложечек.

Ольга безразлично посмотрела на мужа. Леонид стал подносить ложку с супом к губам. Вот так, хорошо. Хлебушек возьми. Отломил небольшой кусочек и положил ей в рот. Теперь еще ложечку супа. Молодец. Еще хлебушка.

Оля съела три ложки супа и закивала. Всё не буду больше.

– Ладно, ладно. Не даю больше. Чаю глоточек сделай и помог ей немного отпить из кружки. – Завтра нянечку найду для тебя, посидит с тобою, поухаживает до выписки, а мне сейчас идти надо, милая. Завтра я приду утром, пораньше постараюсь быть уже здесь. И опять вопрошающе посмотрел на неё. Её глаза ничего не сказали, но для Леонида это было как да.

Подошла медицинская сестра. Сделала укол. – Это для сна, – пояснила Леониду, и вышла. Он понимающе кивнул, последний раз окинул взглядом Ольгу и вышел из палаты.

19

Солнце брезжило лучами по стеклу, заглядывая в палату. День обещал быть солнечным и теплым. Наконец – то, на смену пасмурной и холодной погоде пришло тепло. Говорили про запоздалое бабье лето.

Ольга сидела на краю постели. Она проснулась, когда за окном стояла непроглядная тьма. Часов в палате не было, и потому не знала, который сейчас час и сколько она так уже сидит. Её взгляд приковался к стеклу. Все пыталась рассмотреть, что там за окном? Дома по соседству или дорога, по которой машины ездят. Вот и Солнышко стало проглядываться из горизонта. «Солнце, солнце, солнце встает. Солнце обжигающее, светлое, доброе, а ещё больно на него смотреть.» И она стала машинально прищуривать глаза, но солнце лишь проникнув лучом через стекло внутрь, дотронулось ласково до лица, не причинило Оле никакой боли. И тут она вздрогнула – а я кто? Меня как зовут?

«Cейчас, сейчас я вспомню», и, задумавшись, поняла, что не помнит своё имя. Она напрягалась, думала: вот, вот, сейчас вспомню кто я. Кто? Ну, кто же? И, ничего. Как странно, что я не помню, как меня зовут. На этой мысли она машинально подняла руку, хотела поправить волосы, убрать их с лица, и уставилась на свою руку, потом на вторую. Мои руки, что с ними? Почему они в гипсе? Такие большие и устрашающие белые перчатки. Как это некрасиво. И я их не чувствую совсем.»