Вишневый сад. 100 лет спустя

Варя (стараясь ее утешить). Дядечка Ленечка наш купил, стопудово.

Трофимов (насмешливо). Да.

Варя. Бабушка прислала ему генеральную доверенность, чтобы он купил на ее имя с переводом долга. Это она для Ани старается. И я уверена, бог поможет, дядя Лёня купит.

Любовь Андреевна. Ярославская бабка прислала пятнаху, чтобы купить нашу землю на ее имя, – нам она не верит, – а этого смешного бабла не хватило бы даже на проценты. (Закрывает лицо руками.) Сегодня судьба моя на кону, судьба…

Трофимов (дразнит Варю) . Мадам Лопахина!

Варя (сердито). Вот же чмо очкастое! Уже два раза вышибли из МГУ.

Любовь Андреевна. Что же ты бурчишь, Варя? Он подкалывает тебя Лопахиным, ну что ж? Хочешь – выходи за Лопахина, он хороший, интересный человек, а главное – при лаве серьезном. Не хочешь – не выходи; тебя, дуся, никто силком не тащит…

Варя. Я тёлка ответственная, мамочка, и тебе скажу прямо: он офигенный чувак, мне по кайфу.

Любовь Андреевна. Ну так вперёд, в ЗАГС. Не догоняю, чего тянуть кота за яйца!

Варя. Маман, не по понятиям самой делать ему предложение. Вот уже два года мне про него мозг выносят, но только один трындёж, а он либо хохмит, либо в несознанке. Я понимаю. Он бабло наживает, типа папик при делах, олигарх-лайт, и ему не до меня. Если бы были у меня бабки, хоть немного, хоть бы тысяч сто долларов, бросила бы я все, ушла бы подальше. В монастырь бы ушла. В Зачатьевский, на Остоженку.

Трофимов. Благолепие! Я в ахуе!

Варя (Трофимову). Студенту надо хотя бы мозг иметь, не только задницу! (Мягким тоном, со слезами.) Какой вы стали некрасивый, Петя-Петушок, как постарели, небось, гормоны женские пьёте и жигулёвским запиваете! (Любови Андреевне, уже не плача.) Без дела не могу торчать, мамочка. Мне каждую минуту надо что-нибудь делать.

Входит Яша .

Яша (едва удерживаясь от смеха). Епиходов бильярдный кий сломал!.. Об мою задницу (Уходит.)

Варя. Епиходов на хрен здесь сдался? Кто ему позволил трогать наш бильярд? Не понимаю этих утырков! (Уходит.)

Любовь Андреевна. Не вздрачивайте её, Петя! Её и без того нахлобучило.

Трофимов. Уж очень она старательная и настырная, лезет, куда не просят. Все лето кишки мне мотала, и Ане, боялась, как бы я ей не присунул. Какое её собачье дело? И к тому же я вида не подавал. Что за пошлятина эта любовь? Будем выше любви!

Любовь Андреевна. А я вот, должно быть, ниже любви. (В сильном беспокойстве.) Где же черти Лёню носят? Только бы знать: продали нас или нет? Мы в жопе или не в жопе? Отказываюсь верить, что в жопе… Сейчас как взвизгну… Бля буду, заору дурным голосом… Косяков напорю… Спасите меня, Петя. Говорите же что-нибудь, говорите…

Трофимов. Продали, не продали – не до фени ли? С нашей землёй давно уже покончено, оглобли взад не поворотить, заросла асфальтовая дорожка. Успокойтесь, родная. Не надо нажухивать себя, надо хоть раз в жизни взглянуть правде прямо в глаза.

Любовь Андреевна. Какой еще такой правде? Где правда? Где неправда? Навести бы ведущий глаз на резкость, а то не вижу ничего. Вы вопросики решаете, но скажите, голубчик-с, не потому ли это, что вы молоды, что вы не успели огрести ни от одного вашего вопроса? Вы смело ломитесь вперед, а всё потому, что засад не видите, ни от ментов, ни от чекистов, ни от налоговой, ни от бандитов, ни от просто злобных завистливых сук, соседей наших и друзей. Молодой ещё. Да, вы наглее, напористее, хитрее нас, но пораскиньте мозгами и проявите ко мне хотя бы простую милость. Я почти что родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед, каким бы кровавым сталинским палачом он не был, я люблю этот дом, эти гаражи, эти все хозблоки, без вишневого сада я не понимаю своей жизни! Да на хер она мне нужна, такая жизнь, сейчас я всем нужна, все меня знают, а как продам – кто я тогда? Что у меня есть? Запомните на всю жизнь – в этом мире уважают только фондодержателей. Так я козырная баба с Рублёвки, у меня земли драгоценной хоть жопой ешь, и все меня знают и принимают, а без земли и имущества я кто? Шалава-беспризорница, любой козёл, любая шлюха рублёвская об меня ноги будет вытирать. Если уж так нужно продавать, то продавайте и меня вместе с садом… (Обнимает Трофимова, целует его в лоб.) К тому же, мой сын утонул здесь… (Плачет.) Пожалейте меня, хороший, добрый человек.

Трофимов. Сочувствую. Больше, чем профессор Преображенский детям Германии. Типа всей душой.