Вишневый сад. 100 лет спустя

Трофимов. Твой отец был бандит, мой – аптекарь, и из этого не следует решительно ничего.

Лопахин вынимает бумажник.

Оставь, оставь… Дай мне хоть лям, не возьму. Я свободный человек. И все, что так высоко и дорого цените вы все, богатые и нищие, не имеет надо мной ни малейшей власти, вот как дым из вэйпера. Я могу без вас, я могу проходить мимо вас, я силен и горд. Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!

Лопахин. Да ты, бляха, хипстер, ёптыть! Дойдешь?

Трофимов. Дойду.

Пауза.

Дойду, или укажу другим путь, как дойти.

Слышно, как вдали стучат топором по дереву.

Лопахин. Такие пассажиры, как ты, обычно плохо кончают. Чем больше башка, тем хуже конец. Ну и ладненько, держи пять. Поехали уже. Мы друг перед другом понты колотим, а жизнь едет мимо. Когда я работаю подолгу, без продыху, тогда мысли полегче, и кажется, типа ясненько, для чего я существую. А сколько, братан, в России терпил, которые существуют неизвестно для чего. Ну, все равно, циркуляция дела не в этом. Леонида Андреича, говорят, приняли пиарщиком во Внешэкономбанк, шестьсот тысяч в месяц. Только ведь отправят на воздуха, ленивый очень… И нажирается в хлам на людях.

Аня (в дверях). Мама вас просит: пока она не уехала, чтоб не рубили деревья.

Трофимов. В самом деле, неужели не хватает такта… (Уходит через переднюю.)

Лопахин. Сейчас, сейчас… Ой, бля, какие мы нежные… (Уходит за ним.)

Аня. Фирса отправили в больницу?

Яша. Я утром говорил. Отправили, надо думать.

Аня (Епиходову, который проходит через залу). Семен Моисеич, справьтесь, пожалуйста, отвезли ли Фирса в больницу.

Яша (обиженно). Утром я говорил Егору. Что ж спрашивать по десяти раз! Старому пердуну уже в морг пора.

Епиходов. Вообще-то я Пантелеич. Но да не в этом… С Яшей я согласен. Долгоиграющий Фирс уже неремонтопригоден, ему надо в “Ритуал точка ру”. Но можно ему и позавидовать. (Положил чемодан на картонку со шляпой и раздавил.) Ну, вот, конечно. Так и знал. (Уходит.)

Яша (насмешливо) . Тридцать три несчастья…

Варя (за дверью). Фирса отвезли в больничку?

Аня. Отвезли.

Варя. Отчего же конверт не взяли к доктору?

Аня. Так надо послать вдогонку… (Уходит.)

Варя (из соседней комнаты). Где Яша? Скажите, мать его пришла, хочет проститься с ним.

Яша (машет рукой). Заманали телячьими нежностями, испытывают моё терпение.

Дуняша все время хлопочет около вещей; теперь, когда Яша остался один, она подошла к нему.

Дуняша. Хоть бы взглянули разочек, Яша. Вы уезжаете… меня покидаете… кто вам будет колокольчики на ночь теребить? (Плачет и бросается ему на шею.)

Яша. Что ж плакать? (Пьет шампанское.) Через шесть дней я опять в Париже. Скоро сядем в самолёт, только нас и видели. Даже как-то не верится. Вив ла Франс!.. Здесь мне уже край, не по мне вся эта обстановка, всё пропало, пора валить! Не могу жить в ЭТОЙ стране!… ничего не поделаешь. Насмотрелся на это быдло и невежество – хватит с меня. Я – натура тонкая, деликатная. (Пьет шампанское.) Что ж плакать? Ведите себя прилично, тогда не будете плакать. Купите дилдо на батарейках, в конце-то концов.

Дуняша (пудрится, глядясь в зеркальце). Пришлите из Парижа емейл. Ведь я вас любила, Яша, так любила! Я тоже нежное существо, Яша!

Яша. Сюда идут. (Хлопочет около чемоданов, тихо напевает.)

Входят Любовь Андреевна, Гаев, Аня и Шарлотта Ивановна .

Гаев. Ехать бы нам. Уже немного осталось. (Глядя на Яшу.) От кого это селедкой с луком несёт?

Любовь Андреевна. Минут через десять давайте уже по машинам садиться… (Окидывает взглядом комнату.) Прощай, милый дом, старый дедушка. Пройдет зима, настанет лето, а там тебя снесут за это. Сколько видели эти стены! (Целует горячо дочь.) Сокровище мое, ты сияешь, твои глазки играют, как два алмаза. Ты довольна? Очень?

Аня. Очень! Начинается новая жизнь, мама!

Гаев (весело) . В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже… Я банковский служака, теперь я финансист… буду представлять банк в высоких сферах… и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, несомненно и так далее.

Любовь Андреевна. Да. Нервы мои шалят, но без истерики, это правда.

Ей подают шляпу и пальто.

Я сплю хорошо, особенно после феназепама. Выносите мои вещи, Яша. Пора. (Ане.) Девочка моя, скоро увидимся… Я еду в Париж, буду жить там на те бабки, которые ты выманила у ярославской бабки-губернаторши – да здравствует бабушка! – а денег этих хватит ненадолго, так что до скорого.