- Ну, грязное животное, всё сделал? - поинтересовалась она участливо.
- Не могу знать, - сообщил Давид. - Я открываю себя. Кстати, что если я тебя разорвал бы, убил и так далее?
- Как - далее? После преступления следует наказание. Это к вопросу о далее. Почитай классику.
- Ты застрахована? - Давид положил в чашку лимончик и задумчиво посмотрел на голые ноги бабушки. - Я понял, почему в некоторых странах женщинам велят закрывать лицо.
- Я застрахована. А про закрытое лицо я всё знаю.
- Объясни. И, кстати, можно ещё кофе? Я собираюсь продолжить... обучение.
- Можно кофе, можно продолжить, можно объяснить про лицо. Но лучше ты попробуй сам. Давай сначала про лицо. Я терпеливая.
- Пожалуй. Горячий мужчина южного розлива раздевает невесту. - Давид отхлебнул кофе. - Нет, сначала он видит её лицо - губы, зубы, глаза, потом раздевает, впечатлённый красотой её прекрасных черт, осматривает руки, груди, ноги, раздвигает это хозяйство - и вдруг обнаруживает ещё одно лицо! Тайное лицо! Там тоже губы, тоже некий рот, что-то поглощающий. У второго лица тоже есть выражение - и невинности, и распутства; всё есть. Он в ужасе переводит взгляд на первое лицо, алеющее стыдливостью, потом в ещё большем ужасе на нижнее лицо - и со стоном горя обнаруживает полную гармонию! Что вверху, то и внизу. Конфузная интерпретация законов космоса.
Давид мечтательно закрыл глаза.
- Он рвёт и мечет! Он рычит в ярости. Вынести подлое зрелище спокойно - не может. И он подозревает, что эту страшную тайну все другие мужчины или знают уже, или могут узнать.
- Глаза-то, - говорит бабушка, - открой.
- Никто не говорит правды, но все знают, что у женщины два лица, практически одинаковых. И если она показывает кому-либо верхнее лицо, то этим самым она же показывает и второе, где всё соответствует первому. Ужасное, душераздирающее мужское открытие!.. Тогда он идёт на смелый эксперимент.
Давид вскочил и воздел руки. Бабушка накинула пеньюар.
- Он решительно и бесповоротно овладевает своей новобрачной, потом смотрит ей в первое лицо: там, как положено, целая гамма картинно противоречивых чувств, но это не главное. Он быстро переводит взгляд на второе лицо, разглядывает, а юная жена заливается особо густой краской стыдливости на верхнем, потому что она чувствует, что её нижнее лицо абсолютно выражает всё, что она вся целиком чувствует. И что может скрыть более опытное, верхнее лицо, то никак не может утаить нижнее: эта юная прелестница, вся невинная, как заря, оказывается, так же выразительно бесстыдна, как все! И даже более бесстыдна, поскольку настоящие профессионалки со временем научаются владеть выражением нижнего лица вплоть до умения придавать именно ему самое невинное. А эта!.. Не знающая себя молодушка по неведению так расклячила всю свою аппаратуру, что всё и выдала, всю суть! О демоны! Мужчина скрипит зубами, рвёт волосы, точит кинжал, но в последний момент вспоминает, что дама обошлась ему в копеечку, а следующая тоже может обойтись в копеечку, да и хлопот полон рот. Словом, он прячет кинжал - временно, разумеется, - и хватает первую попавшуюся тряпку. Так родилась паранджа. И закрывает юное новобрачное лицо.
- Лица, - подсказывает бабушка, посмеиваясь.
- Да, - кивает Давид, - а потом он идёт на войну, чтобы перебить всех остальных мужиков на свете, чтобы они ни о чём не пронюхали. А на войне он полонит новых бабёнок, проделывает массу похожих экспериментов, многажды убеждается в печальном результате и... - Давид пощёлкал пальцами, подумал, - ...и основывает новую религию. И учреждает новую обрядность. А потом стремится распространить эту религию на всех на свете, чтобы никто не узнал его страшную тайну: у жены два равноправных лица.
Давид так явственно представил себе глубинную тоску воина- первооткрывателя, стремящегося спрятать от мира чудовищную тайну жён, что сердце его подпрыгнуло и остановилось, и он упал бездыханный.
Бабушка нахлестала его по щекам, побрызгала горячим кофе и ледяной водой. Бледный, как гипсокартон, Давид вздохнул и неохотно открыл глаза.
Голый, на холодном полу, в чужой квартире, пред суровой молчаливой женщиной в синем пеньюаре, - о, кошмар. Учиться пришёл, называется.
- Издержки обучения, конечно, - согласилась бабушка. - Но ведь и отказаться не поздно. Как ты полагаешь? Ты можешь сейчас уйти?
Давид уже привык серьёзно слушать свою учительницу. Если она задаёт вопрос, надо отвечать. Размышляя, он оглядывал стены, картины с пейзажами, книжные полки с подборками на все случаи жизни, он думал о своём положении, пикантном и глуповатом, о странной женщине, приютившей его без слов, о её выносливости, о безразличии к миру, бесстрашии, властности, власти. Может, всё-таки убить её?
- Нет, я не могу сейчас уйти, - сказал он тихо и твёрдо. - Я хочу убить тебя.
- Это естественно, - согласилась бабушка. - Что ещё могло быть? На этой стадии - только убить. Но лучше сейчас, чем потом, когда ты станешь депутатом, президентом и выучишь все уроки.
- Почему потом - хуже, чем сейчас?