После каждой войныкому-то приходитсянаводить порядок —разруха сама не исчезнет.Кто-то должен от сломарасчистить дороги,чтоб проехать моглимашины, полные трупов.Кто-то должен копатьсяв гнили и пепле,диванных пружинах,осколках стеклаи окровавленных тряпках.Кто-то долженподпереть брусьями стены,кто-то — застеклить окнаи навесить двери на петли.Это длится годамии не выглядит фотогенично,да и фотокорреспондентыуже снимают другие войны.Восстанавливать нужномосты и вокзалы.Засучив рукава,пахать до седьмого пота.Кто-то с метлой в рукахвспоминает порой, как было,кто-то ему согласноне оторванной головой кивает.Но возле них вскореначнут крутитьсяте, кому от этого скучно.Временами кто-товыкапывает из ямыпроржавевшие аргументыи относит их на помойку.Те, что знали,в чем была суть,волей-неволей уступят местотем, кто знает мало.Потом тем, кто знает еще меньше.В конце концов — тем, кто ничего не знает.В траве, которой порослипричины и следствия,кому-то придется лежатьс колоском в зубахи пялиться на облака.
Для меня самый важный в трагедии акт — шестой:те, кто в схватках погиб, воскресают,костюмы и парики поправляют,нож из груди вынимают,с шеи петлю убирают,в один ряд с живыми встаютлицом к публике.Поклоны вместе и соло:белая рука на смертельной ране,реверанс самоубийцы,кивок отрубленной головы.Поклоны парные:ярость бок о бок с кротостью,жертва улыбается палачу,бунтарь, не смущаясь, шагает рядом с тираном.Попирание вечности носком золотой туфельки.Разгон нравоучений полями шляпы.Неуклонная готовность завтра начать все снова.Гуськом выходят умершие много раньше,в третьем, четвертом актах и в перерывах.Чудесным образом возвращаются пропавшие без вести.Их терпеливое ожидание за кулисами,в тех же одеждах,в том же гриме,впечатляет меня больше, чем пафос трагедии.Но особо волнует момент,когда в просвете уже почти упавшего занавесаодна рука спешит подобрать букет,а другая поднимает брошенный меч.Именно тогда третья, невидимая,исполняет свой Долг:сжимает мне горло.