Или, в другой раз, Платон снова был вынужден вставлять хаму:
– «Ванёк! Ну, что ты всё время встреваешь в чужие разговоры? Ты, и впрямь, в каждой жопе затычка!».
Как-то комментируя неудачу Гудина, Платон ответил ему той же монетой за его прежнее:
– «А-А! Не знаешь! Да ты просто не знаешь!».
В ответ на эти слова Платона Гудин возразил:
– «Да, знаю, знаю!».
На что последовало теперь убийственное от Платона:
– «А тогда чего спрашиваешь?!».
Тогда Гудин попытался опять взять реванш в другом.
– «И чего это ты всё время за Лёшкой дверь закрываешь, как швейцар?!»
– чуть ли не захлебнулся он от смеха и удовольствия.– «А я закрываю дверь не за ним, а для себя!».
– «Так ты так замучишься для себя закрывать!».
– «Нет! Это он замучится для себя её всё время открывать!».
– «Как это?!».
– «Да, вот так это! Мне, чтобы закрыть, нужно подойти к двери, взяться за ручку и пятясь, за собой её потянуть! А ему? Надо подойти к двери, взяться за ручку и повернуть её, а затем попятиться сначала назад, открывая её, и только потом снова идти вперёд! Лишние движения!».
– «Ну, ты и математик!»
– оценил Гудин.– «Да! Математика – наука точная! Но не всем она даётся!»
– согласился с ним механик.– «М-да!»
– задумчиво протянул Гудин.– «Так сколько раз он её откроет, столько же раз я её и закрою! Или наоборот! Так что ему приходится больше ходить и руками шевелить! Вот и вся арифметика!»
– наконец завершил Платон разъяснительную работу.Гудин ушёл к себе, что-то докладывая начальнице.
Позже Надежда опять поинтересовалась:
– «Платон! А что ты на этот раз не ответил Иван Гаврилычу на его хамство?».
– «Да мне надоело опускаться до его уровня низкого человека. Мне ещё не хватает его заботы, кому бы нахамить, или насолить, оскорбить, обидеть кого!? Да, и вообще, да ну его в жопу! Эту язву с его стариковскими заскоками!».
Не поняв такого нового к себе отношения со стороны Платона, Гудин долгое время находился в напряжении, и, в конце концов, не выдержав, начал первым атаковывать Платона репликами и оскорблениями.
Поэтому тому ничего не оставалось, как в очередной раз поставить хама на место.
В другой раз Платон успел услышать лишь обрывок фразы Гаврилыча, не слыша, что ему предлагала сделать Надежда.
До Платона донёсся только визгливый голос Гудина:
– «Это его проблемы!».
И речь здесь однозначно шла о Платоне.
Ну, и хрен с тобой! – подумал он – Мои, так мои! Запомним!
Но буквально через минуту Иван Гаврилович уже вёз на тележке свою проблему – тяжёлую коробку с каким-то мусором, собранным им за лето на пару с Алексеем.
Однако у старца хватило совести, вернее, как раз её и не хватило, попросить Платона:
– «Иди! Помоги разгрузить!».
Ведь и ранее, при малейшей возможности, особенно при посторонних, Гудин всегда давал указания Платону.
Но, видимо, сразу осознав, выраженное на этот раз в просьбе, своё падение, он решил исправиться и в отместку опустить Платона:
– «Ты же у нас рабочий!»
– пытался дурень уесть его.Если бы Гаврилыч ничего этого бы не добавил, Платон, может быть, и пошёл бы ему помогать, или хотя бы только может, ответил ему:
– «А это твои проблемы!».
Но Гаврилыч пошёл дальше, начав оскорблять Платона.
Поэтому ответ ему был совсем другой:
– «Какой, к чёрту, рабочий?! Менеджер, как и ты!».
– «Для этого надо многому учиться!»
– вскричал Гудин, не желая быть с Платоном на одном уровне.– «Безделью?! Я никогда бы ему не учился! И не буду! Это твоя епархия, мудак!»
– ответил ему Платон, распаляясь к концу фразы.Но Гудин не унимался. Он увёз тележку сам, а потом пожаловался Надежде: