Високосный февраль

– Не появилось, – жестко повторила прима. – Знаете, я была уже в том возрасте, когда интимные отношения с противоположным полом далеко не на первом месте и даже не на втором.

«Да уж, – подумала Маша, – а мальчики эти, балетные? Или опять – сплетни?»

Нонна Васильевна разозлилась и не скрывала этого – нервно постукивала ладонью по столешнице и на гостью свою не смотрела. Все, точка. Маша поняла, что ничего, больше ничего она из нее не выжмет.

– Хорошо, Нонна Васильевна! – Маша поставила чайную чашку на поднос. – Я поняла. Спасибо большое и извините. Статью вам на подпись я принесу через дня три.

Вощак холодно оглядела ее и царственно кивнула.

На следующий день Маша снова поехала в Кратово, к Нонниному сыну. Он встретил ее недовольно.

– А, это опять вы! Чем же я еще могу быть вам полезен?

Но в дом пригласил. Чаю, к счастью, уже не предлагал. Было сильно натоплено, и у Маши разболелась голова. Она попыталась объяснить ситуацию, говорила смято, скомканно, неубедительно – сказывались растерянность, усталость и головная боль.

– Да при чем тут, простите, я? – искренне удивился ее собеседник. – Вы договаривались с матушкой, меня никто не спросил. У вас не получается – простите, но это ваши проблемы. Мне что, вам посочувствовать? Своих проблем, знаете ли… – Он нахмурился. – Нет, вы не обижайтесь, пожалуйста! – Он встал со стула и прошелся по комнате. – Ну и профессия у вас! – усмехнулся он и покачал головой. – Врагу не пожелаю. Рыскаете, ковыряетесь, копаете, словно кроты. В надежде отрыть сенсацию и прославиться, да? Чтобы заметили?

Маша не поднимала глаз.

– Извините, но больше ничем помочь не могу, – твердо добавил Ноннин сын. – Я вам уже говорил, отношения с матерью у меня сложные. Да, я к ней не езжу. Не навещаю. Сволочь? Наверное. Но я за нее спокоен. А если что, не приведи бог, так Нюра меня тут же поставит в известность, у нас такая договоренность. – Он снова сел на стул и внимательно посмотрел на Машу. – Ну, я думаю, вы все уже поняли – матушка моя человек сложный и противоречивый. Себе на уме. Отец ее очень любил и избаловал. А она жила своей жизнью, не слишком заботясь о нем, да и обо мне тоже. Что поделать – творческий человек, карьера и прочее. Привыкла к цветам, аплодисментам, поклонникам. Это нормально. Был ли с ней счастлив отец? Я не знаю. Догадываюсь, что нет, не был. Но это ведь его выбор, верно? Но как-то я видел, что он плакал, мой суровый и сильный отец. Он был женат первым браком – вы наверняка об этом знаете. От той женщины он ушел. Подробности мне неизвестны, мы никогда не разговаривали с ним на подобные темы – у нас это было не принято. Да и дома его почти не было – он был чертовски занят. Всегда. Уходил рано, приходил в ночь. Мать тоже на кухне у окна не сидела – спектакли, концерты, приемы, гастроли. Дома оставалась одна Нюра. Конечно, у меня была полная свобода. Полнейшая. Нюра со мной не справлялась. Да кто ее слушал? Прислуга. Вот я и отрывался по полной – выпивал, рано женился. Развелся. Снова женился. Конечно, в восторге родители не были. К тому же я не любил свою профессию – на медицине настоял отец – как же, династия. А мне было по барабану. Так, значит так, только бы отстали. К тому же я понимал, что с этой фамилией у меня огромная фора. Но ничего не вышло. Работать врачом без любви к этой профессии невозможно. А мне было все отвратительно – запахи эти, больные. Одним словом, не получился из меня доктор, что тут поделать! Отец все понимал и, конечно, страдал. Винил себя за то, что заставил меня выбрать медицину. А мать… Матери было все равно. Она жила своей жизнью и упрямо считала, что я все выдумываю.

– А их отношения? – осторожно спросила Маша. – Может быть, у кого-то из них были романы на стороне?

Он хмыкнул и покачал головой:

– Ну вот, я, конечно, оказался прав! Дай вам палец – вы всю руку откусите! Выдал вам порцию откровений, а вы уже пошли дальше. Нет, моя дорогая. Вот про это я точно говорить с вами не буду. Это их личная жизнь. Отца давно нет на этом свете. Мать – древняя старуха. К чему ворошить?

– А ваш сын? – спросила Маша и испугалась. Прогонит! Вот сейчас скажет: «Пошла вон» и будет прав.

– Сын? – растерянно переспросил ее собеседник и вздохнул. – Сын, Мария, у меня неудачный. Вот и все. На этом закончим, – твердо добавил он и прихлопнул ладонью по столу.

Маша торопливо поднялась со стула, надела куртку, намотала на шею шарф и, поблагодарив хозяина, выкатилась на улицу – очень хотелось глотнуть – нет, хлебнуть от души прохладного свежего воздуха.

Она быстро дошла до станции, купила билет и села на скамейку в ожидании поезда. Было зябко, но дышалось легко, и голову начало отпускать.

Чего она добилась? Да ничего. То, что отношения Вощак и ее сына были плохими, и так понятно. То, что ее сын был неудачником, тоже понятно. Ни он, ни она этого и не скрывали. Маша снова подивилась его сдержанности – ничего плохого про мать. А там – наверняка! – было много всего. И что на выходе? Ничего. Результат нулевой. И тогда Маша приняла решение. Сама.