Високосный год

В следующий раз я очнулся (если так можно сказать) на территории какого-то санатория. Однажды я бывал в Абхазии, и окружавшая меня там местность более всего напоминала эти места. Я осознал себя в момент, когда выходил на улицу через стеклянные двери этого санатория. Или пансионата. Была глубокая ночь. Огромная полная Луна тяжело повисла на чёрном звёздном небе. Она была гораздо ближе к Земле, чем это возможно. Словно расстояние между планетой и её спутником сократилось вдвое. В здании, которое я покидал, не было ни огонька света — черным черно. Чего уж там, и людей не было. Но я совершенно не испытывал страха. Однако нас было двое. Меня кто-то бесшумно сопровождал. Скорее, даже не сопровождал, а вёл. С ним было спокойно, от него исходила непоколебимая надёжность. Я видел лишь его тёмный силуэт, никаких деталей, хотя он шёл рядом на расстоянии вытянутой руки. Он был не просто «своим» — он был мной, но только каким-то невероятно сильным, будто из другого мира и при этом абсолютно молчаливым. Как тень.

А вот я здесь «поплыл». Я совершенно позабыл обо всём пережитом в сырой темнице и в техасской долине. Теперь я чувствовал себя каким-то отдыхающим отпускником: что-то весело рассказывал, беззаботно смеялся. При этом, повторюсь, — вокруг ни души. Мы спустились по лестнице и направились вдоль неосвещаемого здания. Справа за санаторием возвышались величественные зелёные горы. Внизу слева притаилось огромное могучее море. Мы были посередине. Сопровождавший меня молчаливый силуэт привёл нас к столику на углу здания. Мы сели друг напротив друга. Я по-прежнему был беззаботен и легкомыслен. Словно какая-то глупая девочка, которую привезли на курорт. На столе стоял стакан с каким-то коктейлем, похожим на апероль, который я, не задумываясь, начал пить. И вдруг мой спутник достал откуда-то магнитофон. Такой, какие появились в конце 90-х — начале 2000-х годов. Две колонки, а сверху место для CD-диска. И встроенный радиоприёмник. Он включил радио, и я услышал её. Это была прощальная песня из Техаса. Но сейчас я будто слышал её впервые. Меня поразил текст. Своей простотой и искренностью. Я стал вслух восхищаться талантом автора, говорить своему спутнику, мол, какие молодцы ребята, такую песню написали. Несмотря на то, что звучит очень попсово, всё равно сразу западает в душу:

— Немудрено, что их по радио крутят. А эта рифма «морем — аперолем», по мне так просто находка! — логически завершил я и стал подпевать магнитофону. Мой спутник по-прежнему молчал.

И вдруг я проснулся. На своём диване. Безо всяких там переходов, исчезновений и прочего. Просто открыл глаза. Ничего ещё толком не понимая, я схватил лежащий рядом телефон и стал записывать текст песни:

«А когда я не верю тебе,
Моё сердце сливается с морем,
И, отдавшись своей судьбе,
Растворяю себя аперолем.

В предрассветный последний час,

Я спою для тебя эту песню,
Ты уходишь в который раз,
Значит, всё-таки рядом тесно.

Так иди же, прошу, скорей,

Эта жизнь не даётся даром,
Нам с тобою так много дней,
Нам пора прекращать с сансарой.

И когда наконец поймёшь,

Что с тобой неслучайно вместе,
В этот миг ты себя спасёшь,
Мы сольёмся в единой песне».

Дочитав текст до конца, я осознал весь глубочайший смысл этого послания: «Песня Души… Я назову её Песня Души!». Боже, я чувствовал каждое слово. Мне казалось, я чувствую саму Душу. Хотя нет, мне не казалось. Это была она. Это был вечный я.

Я вспомнил одинокого ковбоя. Я вспомнил несчастную ведьму. Я даже понял, что означает моё большое родимое пятно с левой стороны между ребер.

Позади на подоконнике стояла та самая икона с изображением Иисуса Христа. Я обернулся и произнёс:

— Благодарю тебя. Я проснулся.

Глава 23. Время действовать!

А тем временем в Москве наступила весна! Ох, уж этот запах свободы. Запах новой жизни. Мурчащие коты вошли в свои права, нагло выясняя, кому же достанется лучшая кошка во дворе. Мохнатые хозяева жизни наводнили собой лавочки, деревья, капоты и крыши припаркованных во дворах автомобилей. Кривая статистики разводов задорно прыгнула вверх, что неудивительно, ведь ни для кого не секрет: не все коты ходят на четырёх лапах — многие из них вполне уверенно перемещаются и на двух ногах. Но цели их маршрутов не сильно отличаются от целей маршрутов братьев наших меньших, основанных исключительно на природных инстинктах.