Високосный год: Повести

— Ладно, запомню. Завтра же пойду оформлюсь на работу.

Серьезное объяснение Софья все же оставила «на потом». У нее сейчас не хватило духу сказать о знакомстве с Трофимом. Они еще долго сидели за столом, говорили, а потом стали укладываться спать. И в те самые минуты во дворе появился Крючок…

Софья, конечно, разозлилась на Порова: «Ну-ка, ни с того, ни с сего высадил раму! Позор-то какой, что люди подумают? Сущий разбойник, нет у него ни стыда, ни совести. Пропил жену с сыном и себя пропьет». Она собралась было жаловаться на него в сельсовет, но раздумала: пойдет эта история по селу, над ней же будут посмеиваться. И пальцем показывать, скажут, не зря Поров выбил стекла, тут что-то есть… Пойдут пересуды, Поров получил свое, пожалуй, с него хватит, кулаки у Федора крепкие.

Она еще подумала, что в этой грязной истории, возможно, замешан Спицын. Не он ли подослал Крючка?

— А ну его к дьяволу! — сказала она Федору. — Ты насовал ему, стекла вставил, и ладно. Не хочу огласки.

— Ладно, — ответил муж. — Только почему он выбрал именно твою избу?

— Мало ли что взбредет пьянице в голову. Бог его накажет!

Однако приструнить нарушителя спокойствия решил Чикин. Он пошел в сельсовет и все там рассказал. Сельсовет предложил председателю сельпо принять меры. Там с Поровым возились немало, он надоел всем, и его уволили с работы. Устроиться вновь куда-нибудь оказалось непросто. К кому бы ни обратился Поров, никто его не хотел брать на работу. Даже управляющий Борковским отделением совхоза, несмотря на нехватку рабочих, отказал ему в этом. Поров даже пить перестал и ходил по селу потерянным. Наконец он заколотил в избе окна и уехал в заречный поселок лесорубов. Говорили, что там его взяли было на обрубку сучьев, но вскоре за прогулы выгнали. Тогда он подался в областной центр, и там его след затерялся.

Зато в Борке стало спокойно. Лисицын, проходя мимо избы с заколоченными окнами, морщился: «Весь вид портит эта поровская избенка!» Он поручил кадровичке Клаве разыскать жену Крючка. «Пусть вернутся с сыном домой, снимут эти доски и живут тут. Если Крючок объявится и станет бузить, приструним».

2

Улицу Борка заполнила своим грохотом мощная техника — прибыл из Чеканова мелиоративный отряд, и Лисицын сам проводил его на газике к месту работ. В те же дни из города, с лесозавода, приехали шефы на уборку картофеля и овощей, их надо было принять, разместить, обеспечить питанием.

Утром в кабинет вошла невысокая молодая женщина в сапогах, ватнике и шерстяном платке. Лисицын где-то прежде ее видел. «Где? Да это же Роза Васильева, у которой муж — участковый!» — вспомнил Степан Артемьевич. Васильева спросила, на каких условиях можно ей с семьей переехать из города в Борок.

— Вы это серьезно решили? — Лисицын вспомнил, как эта дамочка загорала летом на огороде, а потом пришла на луг. «Этакая вальяжная горожаночка».

— Пока еще подумываем, — ответила Васильева. — Хотелось бы все же знать условия.

— Жилье вам не потребуется?

— У нас своя изба.

— Вот и ладно. Оформим все как положено. Будете постоянными рабочими совхоза со всеми преимуществами и льготами. Можем продать вам телку, поросят или даже корову.

— А подъемные дадите?

— Надо выяснить. Обычно они выдаются тем, кто приезжает по оргнабору. Заработки у нас хорошие, не пожалеете. Вы бы где хотели трудиться?

— Могу ходить за телятами. Или дояркой…

— А супруг?

— Его, конечно, отпустили бы сюда, перевели. Но нужен ли в Борке участковый?

— Это я узнаю и вам сообщу. Оставьте адрес.

— Я к вам еще зайду. Я ведь приехала с шефами на уборку картошки.

— Милости прошу!

Роза попрощалась и вышла. Степан Артемьевич проводил ее до двери.

А потом пришла целая семья: муж, жена и двое детей-дошколят. Их сопровождала инспектор по кадрам Клава,

— Вот, Степан Артемьевич, приехала семья из Владимирской области по направлению службы трудоустройства, — сказала Клава. — По нашей заявке.

— Да, да, — оживился Лисицын. — Садитесь, пожалуйста. Садитесь все, вон на стулья. Значит, владимирские?

— Да, — ответил глава семьи Волгин, молодой мужчина с зеленоватыми глазами, русоволосый и рослый. Жена у него была невысокая, но, как говорят, «увесистая», Толстый шерстяной жакет втугую обтягивал ее округлые плечи, полную грудь. Дети одеты заботливо, тепло. Вид у приезжих был усталый.

— Жили там в сельской местности? — спросил Лисицын.

— В сельской.

— Почему потянуло на Север?

— Я служил в этих местах в армии, понравилось здесь.

Жена с любопытством поглядывала на Лисицына, дети украдкой изучали кабинет с его обстановкой.

— Чем занимались в родных краях? — спросил Лисицын.

— Я — механизатор широкого профиля, — сказал муж. — А Дуся, — он кивнул на жену, — работала в полеводстве.

— Ну что же, мы вас примем. Работы хватит, но прежде о жилье. Сейчас мы дадим вам комнату в общежитии, а к Октябрьскому празднику получите отдельную двухкомнатную квартиру в кирпичном доме. Вас это устроит?

— Наверное, устроит, — сказала Дуся.

— Ну вот и ладно. А пока поживете в общежитии. Недолго. — Степан Артемьевич вызвал завхоза, чтобы тот определил приезжих.