Високосный год: Повести

— Видите ли, мы живем на периферии, наши возможности ограничены. Лекторам приходится брать темы в зависимости от момента. Вот сейчас большой спрос на международников. Это не случайно: рушатся диктаторские режимы и монархии, народы освобождаются от гнета капитала. Продолжается мировая революция. Не так ли? А империалисты чувствуют свой близкий крах и хватаются за ядерную дубинку. Большой спрос на беседы о текущем моменте.

— Понимаю. Но момент — моментом, а у лектора должна быть привязанность в какой-то избранной теме.

— Согласен. В принципе. Так вам организовать аудиторию? Ничего, и о Блоке послушают.

— Сначала съезжу в Петровку, потом выступлю здесь. Хорошо?

— Добро! — Антрушев откинулся на спинку стула, прищурился. — Блок! Александр Александрович! «Двенадцать», «Скифы», «Незнакомка»… «Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!» — хороший был поэт. Теперь таких нету…

На ветку сирени за окном сел воробей, она закачалась, по подоконнику забегали нежные лиловые тени.

— Ну, я пойду в леспромхоз, — Галя поднялась.

Антрушев рассказал ей, куда пройти, к кому обратиться, и, когда она ушла, по телефону предупредил Михеева.

3

Председатель профсоюзного комитета леспромхоза Михеев, он же руководитель лекторской группы, показался Гале человеком немногословным и флегматичным. По внешности он мало был похож на интеллигента. Невысокий, широкоплечий, с прической ежиком, крепкой шеей и большими руками, он словно бы пришел в этот крошечный уютный кабинет прямо из леса, от бензомоторной пилы.

В кабинете у него все просто, но основательно: приземистый канцелярский стол, бронзовая, потускневшая от времени чернильница, сохранившаяся с тех времен, когда еще не было шариковых ручек, латунная, по-видимому выточенная токарями-ремонтниками, круглая пепельница. Под настольным стеклом — табель-календарь, в шкафу, за протертыми до блеска стеклами, несколько папок с бумагами. Единственное окно выходило на главную бойкую улицу.

Михеев неторопливо поднялся из-за стола и подал Гале, как бы бережно неся, тяжелую и жесткую ладонь.

— Здравствуйте, садитесь.

Галя села и осмотрелась. Она не умела скрывать свое любопытство, которое так и светилось в ее больших внимательных глазах. Михеев почувствовал неловкость от слишком пристального взгляда референта, он крепко сцепил пальцы на столе.

— Я вас слушаю, — вежливо сказал он.

— Вы давно тут работаете? — поинтересовалась Галя.

Михеев поднял на нее серые прищуренные глаза:

— Не очень. Был пильщиком, бригадиром, профоргом лесопункта. А теперь вот здесь. Выдвинули на руководящую…

Он усмехнулся, и было непонятно, с одобрением он говорит о своем выдвижении или относится к этому с иронией.

— Нравится работа?

— Работа не женщина. Нравится или не нравится — надо трудиться. Впрочем, если начистоту, то не совсем по душе.

— Почему же?

— Канцелярщина заела. Работаю лишь потому, что почитаю своим долгом защищать интересы лесорубов. Воевать приходится.

— С кем?

— С администрацией.

— Любопытно. Как это так?

— А вот так… — Михеев наморщил лоб. — Вот, скажем, есть у нас колдоговор. Между администрацией и рабочими. Коллективный договор, — пояснил он. — Согласно ему рабочие обязаны производительно трудиться, экономить материалы, горючее, беречь механизмы и так далее… И в соответствии с договором лесорубы и профсоюз стараются выполнить эти условия.

А что же обязана администрация? Там много пунктов. Возьмем только некоторые для примера. Дирекция должна была в первом квартале построить два общежития, клуб в поселке Первомайский, обеспечить подвоз рабочих в делянки на специально оборудованных машинах. Полгода, как видите, кончились, а дома едва под крышу подведены. Лесорубам-одиночкам жить негде, ютятся в старых бараках. Для клуба заложен фундамент, и построят его не раньше зимы. Машины, те, что должны доставлять лесорубов в лес, бревна возят, с вывозкой провал. Видите, как получается? Условия договора администрация не выполняет. Профком требует, а директор выставляет объективные причины. Целый ворох причин, на лесовозе не увезти…

Михеев сердито заерзал в кресле и опять сплел на столе крепкие пальцы. Лицо его сделалось скучным, он словно бы сожалел о том, что слишком разоткровенничался перед гостьей.

— Трудно вам, — посочувствовала Галя.

— Ничего. Своего добьемся, — ответил он упрямо. — Ну ладно, ближе к делу. Чем могу быть полезен?

— Меня интересует, как работают ваши лекторы.

Михеев кивнул и достал из ящика стола папку, которая, видимо, была наготове.

— Тут весь учет, — он подал ей папку.