Висрамиани

Гнилой старик! Если бы он был в здравом уме, то догадался бы, что не подобает изнуренному старцу оспаривать у молодого человека жену. Будь он достойным человеком, он занялся бы делами, открывающими путь в вечность, а не заботой о молодой жене. Мой муж Виро — молодой лев, а Шахро — моя мать. Пока я здесь с ними, пройдет много времени, прежде чем я вспомню о Мораве и Моабаде. Пока Виро около меня, пока он мой повелитель и хозяин, пройдет много времени, прежде чем у меня появится охота видеть Моабада и Морав.

Наставление. Пока у меня есть плодоносный кедр, я не буду искать бузину, отвратительную, гнилую и увядшую.

Странствование по чужбине терпимо для сердца того, чей неблагополучен дом. Я люблю моего Виро, как мою жизнь, и я не могу расстаться с моей Шахро, как не могу расстаться с моими глазами. Я буду повиноваться им; как сахар, буду сладка для них. Я не пожелаю дряхлого Моабада, даже странствуя по чужбине.

Когда Зард услышал эту речь Вис, в тот же миг он повернул лицо к Мораву, ударил своего коня плетью и помчался так быстро, что ветер не мог догнать поднятую им пыль. Он ехал день и ночь. А Моабад, ожидая его, говорил так: «Где теперь мой Зард? Что он сейчас делает?»

Чутко прислушиваясь, Моабад не спускал глаз с дороги, которой должен был приехать Зард.

Внезапно взвилась пыль и показался Зард, взволнованный и усталый. Он был так разгневан, что уже. не различал зла от добра. И тут навстречу ему вышел Моабад. Он спросил брата:

— О Зард, ты лев или лиса?

Зард сошел с коня, пал ниц перед шахом, поцеловал землю и ответил так:

— Да дарует бог тебе долголетие, будь осчастливлен богом и судьбой, и пусть враги твои будут сражены и порабощены мечом твоим! Пусть всегда будет в их земле неурожай и град, пусть будет их ветер — мором, их луна — бедствием, их солнце — смертью, их тучи — без влаги, а земля — бесплодна. Я видел ту страну, убранную и разукрашенную, как рай, видел вельмож всей страны, героев, подобных львам, и их жен, напоминавших солнце и луну. Дворец Карана был пышна украшен, как небо звездами, и Вис восседала царицей, подобно полной луне меж звезд. Во дворце шел свадебный пир. Собравшиеся веселились, и во всей стране не было печального человека, а мутрибы пели приятными высокими голосами. Эта свадьба, клянусь твоим добрым солнцем, мне показалась скорбью, а пение — плачем и причитанием. Тебе осталось лишь утешение называться их зятем. Около Вис сидит другой и радуется ей. Ты рыл канал, ты трудился, а другие пьют воду.

Притча. Невежде великое и малое кажутся равными, подобно тому, как оку слепого день и ночь кажутся одинаковыми.

Они совершили этот необдуманный поступок, не чувствуя страха перед тобой. До тех пор, пока ты не покараешь их и не взыщешь с них, мы будем обречены на позор и бесчестье.

Самый высокомерный и глупый среди них — Виро. Он думает, что горы созданы им, и сам себя величает шахом, а шах — всесилен. Некоторые среди тамошних людей даже не знают тебя и считают, что Виро — повелитель всей земли и что нет другого властелина, кроме него. Некоторые оскорбляют тебя, называя «гнилым», а другие отзываются о тебе так, словно ты потерял трон.

Когда Зард пересказал все это Моабаду, лицо шаха пожелтело и он сильно рассердился. Его кораллоподобный лик стал шафранного [10] цвета от гнева и огорчения. От враждебных чувств и злости он задрожал, как ива на ветру или как солнечный луч в воде.

И шах спросил брата:

— Все то, что ты рассказал мне, видел ли ты своими глазами или же слышал об этом от других? Скажи мне, что ты видел, а не то, что слышал.

Поучение. Слышанное — не всегда истина, а виденное не всегда оказывается таким, как ты предполагал.

Не рассказывай мне ничего из слышанного, а поведай мне то, что ты видел воочию.

И Зард так ответил шаху:

— Великий владыка! Я не из тех, которые рассказывают то, чего они не видели, и говорят лишнее. Я собственными глазами видел все то, о чем я тебе рассказал, а многое из того, что я слышал своими ушами, я утаил от тебя.

Доныне Шахро казалась мне матерью, а Виро — братом. Теперь же я отворачиваюсь от них, ибо я враждую с ними из-за тебя. Пусть лишусь я души, если в сердце моем уменьшится любовь к тебе и преданность. Если ты прикажешь, я поклянусь тебе богом и твоим солнцем, что я видел свадьбу своими глазами; но я ничего не ел и не пил на пиршестве, а их радость и веселье были мне ненавистны. Дворец, украшенный, как рай, — клянусь твоим солнцем и добром, — казался мне мрачной темницей, а голоса мутрибов звучали для меня как оскорбление. Что я видел, о том и поведал тебе. А что ты прикажешь, мы — рабы твои и прах у ног твоих — беспрекословно выполним.

Когда шах Моабад вторично убедился в истинности этого повествования, горе обрушилось на него всей тяжестью. Он извивался, как змей с размозженной головой, и сердце его стало пениться, как кувшин, полный молодого вина. Все стоявшие перед ним вельможи скрежетали зубами и говорили друг другу шепотом:

— Как осмелилась Шахро сочетать невесту столь великого с другим человеком?! И как осмелился сам Виро жениться на ней?!

Об этом говорили и воины: