Висрамиани

— Бог читает в моем сердце, и ты знаешь также, что я не могу прожить ни одного мгновения без тебя. Но я боюсь и избегаю твоих врагов. Все люди враждебны нам; даже мои рубашки способны мне вредить, даже мыши набрасываются на меня, как тигры, а рыбы грозят мне, подобно драконам, и солнце взирает на меня с презрением, и облака жалеют для меня влаги. Так много упреков я слышу от всех, что меня заставляют заглянуть в ад. Потому я надеюсь лишь на помощь самых близких и опасаюсь моих друзей, как кровных врагов. Кто бы пи поил меня водой, я опасаюсь яда. На меня столько наговорили шахиншаху, что я боюсь, как бы он не убил меня предательски, и если это случится, я не буду принадлежать ни тебе, пи самому себе. Я же предпочитаю ныне удалиться и, будучи сердцем разлучен с тобой, все же остаться живым. Я тем более хочу жить, что если я лишусь души, то такая возлюбленная, как ты, будет навеки разлучена со мной. А мне приятнее остаться живым и иметь около себя такую душу, как твоя. Ныне будем терпеливы. Этот год проведем в разлуке, а затем все дни моей жизни будем жить безбоязненно вместе. Я слышал, что ночь беременна, но никто не знает, что родит утро. Судьба всегда строит козни, и кто знает, что она нам преподнесет! Ты не представляешь себе, какой великий свет осенит нас после мрака разлуки! Хотя я болен по воле судьбы, но надеюсь, что она же меня исцелит. Какой бы ни был туман, все же я не теряю надежды на ясную погоду и на лунный свет. Мы разлучаемся для того, чтобы потом еще теснее слиться сердцами; пройдет день скорби — и настанет время ликования и радости. Пока я жив, я не перестану тебя любить. Ты мое солнце, и если твои лучи не касаются меня, то свет в моих глазах становится цвета твоих волос. Ах, ах, как много горестного ниспослала мне судьба, и причиной всего, оказывается, была любовь к тебе. Я думаю, что пришел конец нашим бедам и нам еще достанется доля радости. Конец всякой великой скорби — радость. Мет такой закрытой двери, которая бы не открылась; нет такого подъема, который бы не имел спуска; весна наступает тогда, когда зима уходит в горы.

Вис молвила ему в ответ:

— Все это правда, но я не надеюсь на мою судьбу. Моя судьба так враждебна ко мне, что, отняв у меня друга, уже не покажет мне вновь его лица. Я боюсь того, что в Горабе ты встретишь какую-нибудь красивую девушку и полюбишь ее. Девицы там стройны и прекраснолики, и когда ты увидишь их, забудешь меня, отдашь им свое сердце и покинешь меня. Ты едешь в Гораб развлекаться, и твое сердце будет вращаться, как мельничный жернов. Ты увидишь так много красавиц, что не будешь знать, какую выбрать. Женщины тех стран очаровывают мужчин вьющимися кудрями, прекрасными лицами и красотой. Как осенний ветер срывает листья с деревьев, так женщины этих стран сражают юношей своими влекущими глазами. Если бы ты имел сердце в тысячу раз тверже наковальни, и то ты остался бы без сердца, увидав их. Если бы ты смог связать даже дьявола, ты был бы не в силах спастись от них.

Рамин ей ответил:

— Если бы вокруг меня целый месяц ходила луна, украшенная звездами, увенчанная солнцем и наделенная всеми красотами, если бы она обладала всеми чарами, чтобы привлекать к себе сердца мужчин, если бы ее поцелуи были бессмертием и она была бы желанна, как рай, если бы ее лицезрение омолаживало старцев и уста ее оживляли мертвых, — клянусь твоим солнцем, она не заставила бы меня забыть тебя, я не пожелал бы ее и не искал бы ее любви. Даже твоя кормилица будет казаться мне более привлекательной и честной, чем она.

Затем они обнялись, поцеловались и расстались. Ее ланиты были цвета шафрана, и она обильно проливала жемчуг слез. Дым от их вздохов вздымался до небес, казалось, их окружал ад, а земля от их слез уподобилась морю Омаина. Они оба походили на жалких нищих, потерявших разум. Когда Рамин сел на коня, божье веленье сняло с Вис покрывало терпения, тело ее уподобилось луку, а Рамина — спущенной стреле. Вис плакала и причитала:

«О ты, что покинул меня! Едва ты уехал, уже иссякло мое терпение. По божьему велению ты уехал путешествовать, а я повергнута в яму желания. Пока ты будешь странствовать, твой друг не отдохнет от плача. Что у меня за судьба! Да будет она проклята за то, что заставляет меня сидеть то на троне, то в золе. Мое маленькое сердце так переполнено горем, что теперь оно не поместилось бы в равнине длиной в шестьдесят дневных фарсангов[25]. Глаза мои обилием влаги подобны морю, а сердце стало адом от неисчерпаемых горестей. Нельзя осуждать меня за нетерпение и бессонницу. Кто может постоянно быть в море или пребывать в аду? Что может постигнуть меня хуже случившегося, ибо я и для врага не могла бы измыслить худшее!»