— Сейчас я тебя немножко порадую, — ухмыльнулся Седой. — Буду прикидывать, какую пользу мне лично ты принес. Баланс подводить, так сказать. И потихоньку должок списывать. Считаем: Дядю Вову ты замочил? Ты. За это могу от щедрой души списать сразу два «лимона» в «зелени». Хотя, конечно, некоторая часть нашей местной братвы меня не поймет, но меня лично его отсутствие на нашем свете устраивает. Так что остается восемь миллионов долга. Идем дальше. Дачу этого мента поганого Мазаева ты взорвал? Именно так. Хотя, конечно, не по собственной воле, но очень удачно. Сразу четырех гадов, от которых я лично в той или иной степени пострадал, отправил к Аллаху. Скидываем с тебя — остается за тобой должок всего-навсего три миллиона баксов.
— Всего ничего! — саркастически произнес Юрка.
— Погоди! Это еще не все! — оскалил зубы Седой. — Сейчас еще прикину. То, что ты привез своему шефу в подарок Трехпалого и Магомада с племянницами, дало мне возможность их себе прибрать, а они, знаешь ли, больших денег стоят. Лично тебе готов за них отстегнуть по пятьсот тысяч. Итого списываю еще два «лимона». Блин, до чего же я щедрый, а? Как бы самому на бабки не встать… Значит, остается за тобой всего-навсего один мильон баксов. Смешные деньги, правда?
— Ага, — кивнул Юрка, подыгрывая, — да на такой мизер вообще наплевать можно… Вчера у меня в машине, когда я домой ехал, гораздо больше лежало.
— Это ты насчет Кисляка, Лупанди и прочих недоделков? Молодец, что напомнил! — похвалил Седой. — Жалко, конечно, что ты весь этот шурум-бурум привез Генриху, а не мне. Сейчас уже в расчете были бы. Но за то, что ты этих козлов залетных, которые в чужой области чужие деньги на халяву добывали, там, в лесу, почикал — по пять тысчонок прощаю. Даже, хрен с тобой — по десять! Множим на всю эту «великолепную семерку» — семьдесят тысяч долой… Или, уж не мелочась — все сто. Остается за тобой девятьсот тысяч. Пустячок-с!
Таран на сей раз на эту шуточку не отреагировал. Стоп! А откуда Седой столько знает? Про старые дела — понятное дело, мир слухами полнится. Но про вчерашние и позавчерашние он навряд ли по телевизору услыхал… И вряд ли кто-то из «мамонтов» обо всем этом в пивной трепался. Тем более что большая часть отряда вообще ничего не знала. А Седой знал. И даже знал, в отличие, например, от Юрки, что Трехпалый и прочие пленники содержатся в подвале госпиталя. То есть на него, Седого, работал кто-то из высших командиров МАМОНТа. Уж не сам ли, блин, Птицын?!
Ну, это Таран, конечно, перегнул. Птицелов навряд ли сам против себя работать намерен. Ведь он не только командир МАМОНТа, но и его, так сказать, хозяин. Это его частное предприятие, которое ему живые бабки приносит. И немалые, наверно, раз комдив армейской дивизии — при котором небось куча особистов состоит! — «не замечает», что на его территории неучтенное подразделение проживает, проходит боевую подготовку на учебно-материальной базе дивизии и выполняет хрен знает какие задачи, о которых ни командование округа, ни Минобороны понятия не имеет. Такая «близорукость», поди-ка, хорошо оплачивается. И регулярно. Да и на то, чтоб кормить, обувать, возить и вооружать МАМОНТ, выплачивать денежное по контрактам — миллионы нужны…
Пока Юрка в смятении размышлял над тем, какой «засланец» стучит Седому, сам Иван Андреич завершал свои калькуляции:
— Но и это еще не все! Ты ж мне трех девушек привез. Одна — просто клад, как удалось узнать. Папаша — богатый человек, только вот очень стеснительный. Но дочку любит. Тысяч сорок за нее я с тебя спишу. Две остальные — так себе, лярвы болотные, больше чем по пять тысяч за рыло не дам. Да и то только потому, что они в очень интересном кайфе находятся.
— До сих пор? — удивился Юрка. Он не успел разглядеть, в каком состоянии находились Полина, Галька и Танька, но полагал, что они уже должны были проспаться.
— Представь себе. И еще мы баночки из темного стекла нашли с порошочком, а также пакет с желтыми гранулами под номером 331. За это добавляю еще полста тысяч. Стало быть, остается должок восемьсот тысяч баксов. Ну, так как, готов эту сумму выложить?
Юрка демонстративно вывернул пустые карманы бушлата.
— Как говорят у нас в Польше: «Нье мам пенендзы!» — прокомментировал этот жест Седых. — Печальное положение, знаешь ли… Конечно, ты парень не пугливый и умереть не боишься, это я уже знаю. Можно, конечно, придумать тебе смерть повеселее и подольше, например, паяльной лампой тебя обработать, хотя бы до такого уровня, как меня, но начать, скажем, не с морды, а с ног и того, что между ними. Или в кислоту по пояс окунуть, а потом мордой в негашеную известь — ужас, как интересно. Но все это, увы, при самой высокой ставке лично для меня не превысит 500 тысяч за моральный ущерб. Поэтому, чтоб уж рассчитаться целиком и полностью, придется мне похитить твою молодую жену по имени Надя — это ты небось под окнами на снегу написал? — и сделать с ней примерно то же, что с тобой.
У Юрки по всему телу прокатился ледяной страх. Опять! Опять его Надькой шантажируют. А он опять попался, как лох…