Висталь (том 1)

Его белая с длинными и широкими рукавами рубаха, вроде той, что предпочитали конкистадоры семнадцатого века, сапоги с длинными не по погоде голенищами, узкие штаны, подпоясанные ремнём с необыкновенно громадной пряжкой…. Всё это плохо сочеталось с совершенно лысой головой, вызывая впечатление, что голова была чем-то отдельным от всего остального. Всю эту картину сгладила бы большая широкополая шляпа. По крайней мере, с первого взгляда человека можно было бы причислить к оригиналу, нарядившемуся в пирата семнадцатого века. Но шляпы не было ни на голове, ни в руках, и поэтому он выглядел подозрительно.

Пройдя несколько шагов по алее с шумящими листвой тополями, молодой человек перешагнув через парапет и зашёл в подъезд. Найдя квартиру номер шесть, он постучался. Кого там чёрт принёс! Услышал он хриплый голос хозяйки. Поморщившись от такого непочтения, он произнёс: Могу я увидеть отца Святослава? Он на обедне, ответил тот же голос, найдёшь его в церквушке, что на Маяке. И тут он почувствовал в себе перемену. Голос хозяйки вдруг заскрипел, словно несмазанная дверь, всё вокруг потихоньку начало замедляться, стены вдруг стали колыхаться как студень. Началось! – промелькнуло в голове. Он стал медленно разворачиваться, словно огромный танкер в море.

Утро ворвалось в комнату лучами, по южному яркого солнца. Очнувшись, и почувствовав себя и своё мышление, он сразу начал оценивать внешний мир. Все его привычные параметры вроде бы пришли в норму. Внутри его как будто бы ничего не беспокоило. И потянувшись от души, он встал с постели. Это была одна из тех гостиниц, которые встречаются только в провинциях, и присвоение которой на полном серьёзе хоть какого-то звёздного статуса, даже пол звёздочки, могло вызвать лишь саркастическую улыбку. И потому поселенцы часто придавали ей статус пяти крестиков. Что означало отсутствие всех возможных условий сервиса.

Да. Как неприятно подумал он, когда образное восприятие мира, острота и концентрированность вдруг оборачивается полной пустотой во вполне пока бодрствующем сознании. Ощущение себя амёбой, существующей только в поле примитивной действительности. Такое чувство, что сначала у тебя вынули разум, оставив лишь рассудок, воспринимающий с помощью органов чувств окружающую действительность, и только затем выключили сам рассудок, словно выдернув из розетки его агрегаты – органы чувств.

Это был тот же город, но неделей позже. Такие «маленькие отстранённости» утомляли его больше чем «отстраненности на века». Его разум ещё не успел восстановиться, и не имел того просветления, какое он испытывал прежде, возвращаясь в действительность достаточно отдохнувшим.

Выходя из гостиницы и размышляя над этим, он вдруг понял, что, делая какие-то механические действия, погружённый в свои размышления, в какой-то момент вдруг ощутил новую реальность, будто бы снова вышел в более бодрствующую стадию своего сна, словно опять проснулся. Сон – во сне, или более ясное бодрствование в бодрствовании. Как будто бы сначала вышел в море из холодной преисподней земли, а затем вынырнул из моря в воздушную атмосферу мироздания. Но был ли это сон, или другая реальность? Где критерии сна и бодрствования? Критерии не относительные друг друга, но истинные, – совершенно реальные? Сколько раз в день мы засыпаем и просыпаемся, не фиксируя того в своём сознании. Сколько раз в день мы переходим из мира внутреннего, в мир внешний, совершенно не замечая этого. А сколько раз за свою жизнь мы умираем и рождаемся вновь, приходим в совершенно другой мир так же, не замечая и не осознавая того. Какой из миров был истинным, какой из них был наиболее реальным, наиболее достоверным – Главным миром?

Придя в полное взаимодействие с внешней действительностью, и ощутив, наконец, внутренний контроль, молодой человек зашагал по тротуару по направлению к центру города, на Северо-Восток. Его душа уравновесилась, и сомнения ушли сами собой. Ибо ему, как никому другому было известно, что только взаимодействие и соотношение всех твоих чувств и мыслей, слияние их в некую гармоничную общую функцию, в некий целокупный слаженный «оргакинез бытия», где всё и вся соразмерно и взаимозависимо, где всякая мелочь и мимолётность соотносится со всякой общностью и глобальностью, где каждое отдельное чувство подтверждает собой все остальные, а все вместе взятые чувства подтверждают отдельное, – позволяет полагать, что пред тобой истинная реальность. Только чувство самообладания и контролируемого бытия даёт ощущение истинности действительной реальности, в которой главной мерой выступает соотношение и уравновешивание с одной стороны общей фатальной зависимости природы, и с другой ощущение собственной свободы и иллюзии собственного произвола. И всё это называют расхожим словосочетанием – Великая жизнь.