VITA BREVIS. Письмо Флории Эмилии Аврелию Августину

Минули годы, и многое свершилось с тех пор, как мы вдвоём жили вместе в Италии… Но то, что ты доставил удовольствие мне, да и сам испытал наслаждение, когда ощутил аромат моих волос, словно мы вместе гуляли где-то в провинции… Стало быть, твой Бог проклянёт тебя за это? Ужели только ради прощения подобных грехов дозволил он распять на кресте своего единственного сына?! И нас с тобой также сопровождал в этом путешествии наш сын, он прыгал и плясал вокруг отца и матери… — но распять на кресте из-за любви? Надеюсь, ради спасения твоей души, что твой Бог обладает таким же глубоко развитым чувством юмора, каковое было и у тебя, пока ты не встретился с теологами. Всё же у него должно было быть более мрачное чувство юмора, нежели у тебя, если он не может прийти к пониманию того, что твоя душа с тех пор, как ты вместе со мной переходил реку Арно, стала столь ничтожной, что её было уже не спасти. Там, где максимум души, милостивый господин епископ, там, как правило, минимум любви ^{74}.

По другую сторону моста стояло несколько торговцев: когда же мы проходили мимо, я, остановившись, стала рассматривать красивую камею ^{75}. Тогда ты купил мне её, а ныне, ныне я сижу, держа её в руке. Я крепко обхватываю её рукой, очень крепко. И пусть лучше Бог простит меня за то, что я придерживаюсь «земного». Но это — всё, что у меня есть. Я не видела никакого лучезарного блеска пред моим внутренним взором, мне не являлись видения, я не слышала даже никаких голосов — с этой точки зрения я по-прежнему простая женщина. Для спасения твоей души я не желаю ничего, кроме хорошего ^{76}. Но жизнь коротка, а мне так мало известно. Подумать только, Аврелий, что, если неба над нами — нет, подумать только, что, если мы созданы лишь для этой жизни! Пусть тогда души наши вечно парят над рекой Арно! Потому что разве не во Флоренции цвела Флория ^{77} [58]? И разве не озарённый вечерним солнцем над рекой Арно надо лбом Аврелия — Позолоченного — сиял золотой ореол? ^{78} [59]

VI

И ВОТ ТЫ ПРИБЫЛ тогда к епископу Амвросию в Милан. Ты пишешь, что почитал его счастливцем «с мирской точки зрения за тот почёт, который ему воздавали люди, облечённые властью» ^{79}  [60]. Только его безбрачие казалось тебе тягостным. Сколько душевных мук должно было принять тебе, поскольку ты всё больше и больше убеждался в том, что ради спасения души твоей тебе надо было отвергнуть саму любовь.

Поздней весной явилась Моника. Она последовала за тобой по суше и по морю, пишешь ты. Она повернулась лицом к тебе и спиной ко мне, хотя знала, что мы — единое целое. У неё было два намерения: одно — заставить тебя принять крещение, второе — заставить тебя жениться на состоятельной девушке. Думаю, последнее было самым важным. Сам же ты сомневался во всём, но всё же решил пока «оставаться катехуменом в Православной церкви, завещанной родителями, пока не засветится передо мной что-то определённое, к чему я направлю путь» ^{80} [61].

В Шестой книге ты разражаешься тирадой: «О великие академики! О том, как жить, ничего нельзя узнать верного! Давайте, однако, поищем прилежнее и не будем отчаиваться» ^{81} [62].

Прости меня теперь за то, что я переписала более длинный отрывок из твоей книги. Именно здесь ты показываешь, что, во всяком случае, предпринимал попытки одуматься.

Ты пишешь:

«А что, если смерть уберёт все тревожные мысли и покончит со всем? Надо и это исследовать. Нет, не будет так! Не зря, не попусту по всему миру разлилась христианская вера во всей силе своего высокого авторитета. Никогда не было бы совершено для нас с Божественного изволения так много столь великого, если бы со смертью тела исчезла и душа. Что же медлим, оставив мирские надежды, целиком обратиться на поиски Бога и блаженной жизни?

Подожди, и этот мир сладостен, в нём немало своей прелести, нелегко оборвать тягу к нему, а стыдно ведь будет опять к нему вернуться. Много ли ещё мне надо, чтобы достичь почётного звания! А чего здесь больше желать? У меня немало влиятельных друзей; если и не очень нажимать и не хотеть большего, то хоть должность правителя провинции я могу получить. Следует мне найти жену хоть с небольшими средствами, чтобы не увеличивать своих расходов. Вот и предел моих желаний. Много великих и достойных подражания мужей вместе с жёнами предавались изучению мудрости.

Пока я это говорил и переменные ветры бросали моё сердце то сюда, то туда, время проходило, я медлил обратиться к Богу и со дня на день откладывал жить в Тебе, но не откладывал ежедневно умирать в самом себе» ^{82} [63].

Стало быть, жизнь здесь ты, вероятно, называешь смертью. И это делаешь ты, тот, что однажды, когда мы переходили реку Арно, склонился надо мной, дабы ощутить аромат моих волос. Ты продолжаешь: «Любя счастливую жизнь, я боялся найти её там, где она есть; я искал её, убегая от неё. Я полагал бы себя глубоко несчастным, лишившись женских объятий…» ^{83} [64].