Вита. Книга 1

– А вот ты живи! Живи и мучайся! Потеряешь себя, имя своё забудешь, родину и дом никогда не найдешь, а меня будешь помнить! Захочешь умереть, да не сможешь! Умирать будут те, кто тебе дорог. Людской век короток, а твой пусть длится бесконечно. Всех смерть заберет, а тебя не примет. Будешь сквозь века память про эту ночь нести. Никогда не забудешь, что ты со мной сделал! Ведьму растоптал? Так сам станешь таким, каких презирал. Будешь мир от зла спасать, а люди тебя злом назовут. Узнаешь, что такое страх, ненависть и презрение смертных – тогда поймешь, как это – ведьмой быть. Проклинаю тебя бессмертием! А за то, что хмельному зверю поддался, за каждый новый глоток – безумием будешь платить, снова и снова делать то, что со мной творил! Жить тебе вечно и не знать покоя, пока не искупишь чёрные свои дела! Пока сама тебя не прощу. И никто, кроме меня, проклятия с тебя не снимет. Так будь же проклят вовеки! Будь…

Толстый Брайн отпихнул его в сторону и обрушил на её голову громадный булыжник. Бледное тело вздрогнуло и затихло.

Застывший, как изваяние, онемевший от её слов, и от того, что он натворил, он смотрел на мёртвую, на жирдяя Брайна, чувствовал, как дрожит, и не мог пошевелиться.

А потом небо расколола молния. Черная ночь Самайна осветилась синим заревом.

И все его онемевшие приятели с мучительными криками попадали на землю, корчась, дёргаясь в конвульсиях. Один за другим.

Лишь он стоял и смотрел, как они катались по земле и умирали один за другим. Пока не замолкли все.

Молния вспыхнула над головой и ударила ещё раз. В то место, где он стоял. Пронзила всё тело раскалённой добела адской болью. И свет померк.

А очнулся он в рыбацкой деревне, окружённый чужаками, что швыряли в него камнями.

***

Тишина в кухне повисла такая, что было слышно, как тикают часы у соседей за стеной.

Теперь он смотрел на неё. Ждал… Хоть одно слово.

Но Ева сосредоточенно рассматривала собственные руки, сжатые в замок, и взгляд не поднимала.

– Завтра мы вернёмся в Крепость, – наконец снова заговорил Эрих. – И у тебя появится возможность держаться от меня на расстоянии. И…

Он запнулся, но потом всё-таки договорил.

– Можешь выбрать себе нового наставника. Я пойму.

Она резко подняла голову, обожгла гневным взглядом:

– И откуда в тебе эта странная манера, думать и решать за других? – припомнила Ева его же фразочку. – Я не собираюсь менять наставника. Но сейчас… Можно, я пойду к себе?

Она поднялась, скользнула мимолётным взглядом по Эриху, так и сидящему на полу.

– Извини, но… пока я не могу тебя видеть.

Он усмехнулся горько, понимающе, и молча кивнул.

***

Вот уже больше часа Ева пыталась взять себя в руки, но слёзы так и продолжали беззвучно катиться по щекам. Она смотрела, как меняются цифры на тускло светящемся дисплее будильника, пыталась заставить себя уснуть, но не получалось.

А так хотелось провалиться в сон и забыть.

Так хотелось пойти сейчас к нему и потребовать провернуть этот чёртов трюк с гипнозом. Пусть это будет вмешательство в её память, пусть это будет самообман, но ложь всё-таки иногда бывает во спасение. Когда правда настолько отвратительна, что вынести её нельзя.

«Господи, почему, почему, почему? За что Ты так со мной? Что я натворила? За что простить не можешь? Я-то за какие грехи расплачиваюсь? За то проклятое гадание, что ли? – мысленно взывала Ева. – А ты злопамятный, добрый Боженька! За что Ты так со мной? Разве не заслужила я хоть немного счастья?»

Ведь почти поверила…

Поверила, что может и в её жизни случиться большая любовь – ещё немного, и дрогнет это ледяное сердце. Дрогнет, несмотря на все дурацкие правила, что сам и придумал. Несмотря на внешний холод. Несмотря на то, что много раз повторял – она ему интересна лишь как новый объект для изучения, необычный экземпляр с крутым потенциалом.

Верила, что чудо возможно.

Казалось, и в нём что-то потянулось ей навстречу. Эти нежные, якобы случайные прикосновения, какие-то фразы, в которых словно таился иной, глубинный смысл. Забота, щедрость, сила…

Как влекло это всё, как манило!

И вот опять… Жизнь приложила лицом об асфальт.

Настоящего мужчину в нём углядела? Благородного рыцаря? Так получи ублюдка-насильника!

Вот она – истина, вот – чего ты заслуживаешь!

Господи, почему же сказки только в сказках заканчиваются счастливым финалом, а в жизни за счастье платишь болью и разочарованием?

Как там у классиков:

За каждый светлый день иль сладкое мгновенье

Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.[1]

Господи, как больно, как обидно, как горько!

Она не злилась на него. За что? Ведь не сейчас он это сделал. А прошлое…

В том и суть прошлого, что оступившись однажды, уже не перепишешь и не исправишь. Он и сам бы хотел. Да не во власти человека такое. И даже не во власти фейри.

Было просто невыносимо больно от того, что всё рассыпалось в прах, что разбились надежды, в кровь изрезав душу. Наверное, сама виновата – слишком торопила события, слишком рано намечтала желанное счастье.