Высвобождение энергии. Переход из одного состояния в другое. Прозрение было, как вспышка – Сашка ощутила в себе силу втянуть, сделать частью себя и Стерха, и самого Коженникова, и весь институт. Более того – она ощутила настоятельную необходимость сделать это прямо сейчас.
И она взорвала себя, как гранату, растеклась жидкостью, вытянулась струйкой и тонким туманом расплылась по всей аудитории. Доля секунды – и туман, сгустившись, ринулся на Стерха, врываясь ему в ноздри, заливая гортань, перехватывая чужое дыхание.
Мелькнул аромат одеколона. Сделалось темно.
Еще мгновение. Сашку скрутило, как мокрую тряпку. Тяжелыми каплями она пролилась на дощатый пол, растеклась в широких щелях, собралась в лужу. Новая секунда; Сашка лежала, обмякнув, в мокрой насквозь одежде, студенистая, будто медуза – без единой мышцы, без единой мысли. Февральское солнце, яркое, как весной, било в окна светлой четырнадцатой аудитории.
– Добивайте.
Стерх прошелся взад-вперед. Не удержавшись, все-таки пнул деревянный стул, и тот грохнул, ударившись о стену. Стерх что-то проворчал, прошелся еще раз, остановился.
– Самой-то не стыдно такое говорить?
Она подтянула колени к животу и заплакала, как избитая дворняга.
– Саша?
В голосе не было льда. Только беспокойство.
– Давайте вставать. Такое правило: упал – поднимайся… Тихо. Все.
Цепляясь за его белую холодную руку, она кое-как поднялась и тут же присела на корточки, обхватив голову ладонями.
Стерх опустился рядом и обнял ее. Осторожно погладил по макушке:
– Ты растешь. С опасной скоростью. Растешь, как
– Почему я это… зачем?! – проревела Сашка.
– Ты собой не владеешь. Тебе хочется кинуться в драку – ты кидаешься. Будто тебе три года.
– Нет! Зачем я это… с ребенком?! Я ведь жить не могу… Я не могу!
– Вот оно что…
Стерх мягко обхватил ее за мокрые плечи. Привлек к себе. Сашка не сопротивлялась.
– Вставай… Не надо сидеть на полу. Вы на том этапе, Сашенька, когда вам хочется много, много внешней информации, причем не грубой, потоковой, а организованной, тонко структурированной. Вам хочется всего, что видят глаза, по счастью, видят они пока не так много… Младенец, да еще родственный, носитель схожих информационных цепочек – лакомая добыча. Мне нельзя было вас отпускать, Саша, но я не предполагал, что вы уже
– Мама мне не простит.
– Простит. Вы тоже ее ребенок. Не надо преувеличивать. Малыш будет весел и здоров…
– А если он вырастет идиотом?!
– Нет. Не вырастет. Скажите спасибо знаете кому? Фариту, он среагировал мгновенно, и так удачно выстроились вероятности… Ребенок восстановлен как автономная информационная система. Как личность. И хватит себя мучить, Саша. Вчера, например, ты могла нарваться на куда худшие неприятности… Встань, я хочу еще раз посмотреть.
В глаза ударил солнечный зайчик – блик, отраженный металлическим браслетом. Сашка зажмурилась.
– Саш, глаза открываем, смотрим на меня… Да. Я прошу прощения, что вас ударил. Но вас надо бить больше. Я бы вас выпорол, если бы мог. Вчера вы практически завершили переход из базового биологического состояния – в переходное, нестабильное. У вас колоссальная внутренняя подвижность. Сейчас вы опережаете программу на семестр, не меньше. Стабилизация у нас – по плану – на четвертом курсе, перед летней сессией. Если мне придется еще два с половиной года терпеть ваши кунштюки, Александра, я ведь не выдержу. Я уйду на пенсию.
Он улыбнулся, будто желая, чтобы Сашка оценила шутку.
– Вам уже исполнилось девятнадцать?
– Нет. В мае.
– В мае… Ребенок. Ваше профессиональное развитие страшными темпами опережает физиологические возможности. И замедлять процесс искусственно нельзя… Да, Сашенька, вы беда и подарок в одном, как говорится, флаконе.
– Я сдам экзамен?
– Не смешите меня. Вы сдадите блестяще. Если не забросите учебу, конечно.
– А Захар Иванов, – Сашкин голос дрогнул, – не сдал.
– Не сдал, – Стерх перестал улыбаться. – Вот еще что вас мучит… Не сдал. Мне очень жаль, Сашенька, Захара. Это несчастье… Вы думаете, зачем мы с Олегом Борисовичем твердим вам, как проклятые: учитесь! Учитесь, готовьтесь к экзамену! Вы думаете, мы шутим? Э-э-э…
Он погладил ее по голове, как маленькую девочку.
– Учитесь, Саша. Настойчивость у вас есть, не хватает сдержанности и дисциплины. Все будет хорошо… А Фариту вы скажите все-таки спасибо, вы его все ненавидите, а без него вы, между прочим, и первого семестра не осилили бы… Ну что, мир?
Сашка подняла глаза. Стерх смотрел на нее сверху вниз, чуть улыбаясь.
– С… спасибо, – проговорила она, заикаясь. – Вы помогли… с ребенком… я бы там и умерла.
– Не надо умирать… Признайтесь, Саша – вам ведь интересно учиться?
– Да, – она перевела дыхание. – Очень.