И это правда: Закон о пищевых продуктах и лекарственных средствах стал переломным в вопросе контроля данной продукции. (Он тогда еще не затрагивал витамины и добавки, поскольку о существовании витаминов только начинали догадываться, а пищевых добавок не было и в помине.) Этот закон обязывал, помимо всего прочего, следить за тем, чтобы продукты и препараты не были поддельными и не содержали никаких примесей, а также чтобы компании, размещавшие информацию об ингредиентах на упаковке, указывали только реальные данные[310]
. Различные патентованные средства приравнивались к медицинским препаратам, так же как и вся прочая продукция, предполагаемая для «использования в лечении, смягчения симптомов или профилактики заболеваний» (эта формулировка используется и по сей день для определения лекарственных средств). Этот закон также запрещал любую «информацию на этикетке, упаковку или устройство, которые были бы заведомо ложными или вводящими в заблуждение».Однако в тексте закона существовало множество лазеек, которыми можно было воспользоваться[311]
. Он не обязывал компании проводить какие-либо проверки на качество продукции. В нем были перечислены всего несколько «опасных ингредиентов», применяемых в производстве патентованных средств, — героин, опиум, кокаин и морфин, но в то же время разрешалось их использование, если информация об их наличии в составе приводилась на этикетке (что, кстати, очень помогало наркоманам быстрее находить «нужные» лекарства). Ненаркотические ингредиенты можно было не указывать. Закон не давал четкого определения, что же такое «ложные или вводящие в заблуждение» (и действительно, уже вскоре суды начали выносить вердикты, что надписи на товарных этикетках, заявляющие, что данный препарат способен излечить рак или диабет, вовсе не являются «вводящими в заблуждение»). Закон не обязывал производителей доказывать, что их продукция эффективная и безопасная, а штрафы за его нарушение были весьма низкими (первый случай карался штрафом максимум в 200 долларов). И в довершение ко всему, существовала финансовая сторона вопроса: контроль за исполнением закона обходился дорого, а Конгресс никаких денег на это не выделял[312].К сожалению, Уайли, который в полном разочаровании покинул правительство в 1912 году и устроился на работу в журнал Good Housekeeping, не дожил до существенно обновленной версии закона. Он умер в 1930 году, незадолго до того, как Уолтер Кэмпбелл, глава ведомства, ставшего потом FDA, сделал веское заявление в New York Times о том, что закон от 1906 года должен быть пересмотрен[313]
. «Слабые места этого закона становятся все более очевидными», — писал он, указывая на то, что с момента появления закона более четверти века назад к нему были приняты всего три поправки. Он утверждал, что правительство должно нести ответственность за «каждый случай появления продукта, содержащего опасные ингредиенты, способные нанести вред здоровью». И его слова не были преувеличением: количество продуктов на рынке, за которым должно было следить FDA, с 1906 года как минимум удвоилось, а кроме того, появился совершенно новый рынок косметики, в производстве которой была задействована химическая промышленность[314]. Оборот патентованных средств составлял около 350 миллионов долларов — больше, чем когда принималась первая редакция закона. Для сравнения: весь годовой бюджет FDA был меньше, чем сумма, необходимая Министерству сельского хозяйства для выпуска своей газеты[315].Для того чтобы повысить интерес общества к данной проблеме, FDA организовало передвижную выставку. Ее целью было представить некоторые вопиющие образцы опасных продуктов, которые тем не менее были разрешены к производству и продаже в полном соответствии с законодательством, например тушь для ресниц Lash-Lure, в результате применения которой ослепло множество женщин, или тоник с добавлением радия, или «Приспособление для идеальной матки “Диана”», которое могло проколоть матку этой самой Дианы при неправильном применении. Эту выставку, полную душераздирающих историй, увидели все — от членов Конгресса до посетителей Чикагской Всемирной выставки 1933 года, на которой присутствовали и делегаты от Ассоциации сельских женщин мира[316]
. Пресса окрестила эту экспозицию «Американской комнатой ужасов». Но даже всего этого оказалось недостаточно, чтобы убедить Конгресс. Ситуация грозила общенациональной катастрофой.