Витенька

Когда он подошел, в воздухе еще перепархивало несколько легких пуховых перышек, а в снегу, углубившись, провалясь на четверть, лежала птица. Он поднял ее за ноги, упало несколько капель крови. Птица была мертвая, большая и пестрая, черное с белым и на самом затылке, вернее, по всей голове, перья были окрашены в чистый и густой, как кровь, красный цвет. Сначала Витенька так и подумал, что это кровь. Дома дед сказал, что это дятел. Убивать дятлов нельзя, потому что они санитары леса.

39

— Ну как Витек хоть? — спросила наконец Катерина. Она все приглядывалась, приглядывалась и не верила своим глазам. Витек сидел за столом какой-то ясный, открытый, глаза открытые, смотрят на отца, на нее, на деда с бабкой открыто, хорошо, как раньше, как давно-давно, и голос хороший, чистый, не прячется ни от кого. «Как хочешь, дедушка», — деду говорит. «Я сейчас сам, бабушка», — бабке говорит. Встает, приносит. Сидели за новогодним столом, старый год пока провожали. Навезли из Москвы, из буфета Катиного, было чем проводить старый и Новый встретить. «Налить, что ль, ему? — дед спрашивает, бутылку красного вина держит в руках. — Налить, Витек?» — «Как хочешь, дедушка». — «Я-то хочу, а ты сам как?» — «Как папа скажет или мама». — «Да что ж, папа или мама, не люди, что ль? Налей, конечно», — мать говорит, и отец кивает, наливай мол.

— Ну как хоть у вас тут?

— А что? — отвечает дед. — Что ему у нас? У нас ему хорошо. Мы с ним тут дружно живем.

Катерина прикусила губу, плакать захотелось.

— Ну давай, сыночек, за старый год, — говорит она, переборов подступившую слезу. Протянула рюмку, чтобы чокнуться с Витенькой. — Давай, сынок, раз уж хорошо тут у вас.

— А чего ему с дедом плохо будет? — хвастался дед. — Парень он уважительный, дельный, на охоту ходил тут, дичину принес, убил все-таки…

У Катерины глаза вспыхнули.

— На какую охоту? С кем ходил?

— На обыкновенную, в лес, один ходил. Я вот и ружье подарил ему.

— Какое ружье? Да вы что, на самом деле? Отец, чего ж ты молчишь?!

— Зачем же, отец, ружье? — вмешался наконец Борис Михайлович.

— Ну, просит, дай, говорит, ружье, дедушка, жакан просил…

— Жакан? — воскликнула Катерина. — Как же можно? Жакан…

— Да нету у меня жакана, картечью зарядил ему.

— Картечью, о господи.

— Мам, ну что ты запричитала? Что я, маленький?

— Обращаться с оружием может, — сказал дед. — Почему не дать? Правда, кого убил, не скажу, — подморгнул Витеньке дед, — не буду говорить, это бывает по незнанию.

Катерина никак не могла успокоиться, возбудилась, в голове все этот Вовка стоял, но вслух не могла она говорить о Вовке, и Борис Михайлович о Вовке подумал, но Витенька сидит целый, нормальный, значит, ничего опасного, чего тут паниковать. Не все же, как Вовка?

— Ну, ладно, мать, чего паникуешь? Ты же видишь, вот он, твой Витек, ничего с ним не случилось.

— А чего может случиться? — удивлялся дед. — С ружьем обходиться умеет, почистил чин чином, патронташем опоясался, на лыжи стал и пошел себе, дотемна в лесу проходил. Что ж тут такого?

— Я дятла убил, — признался Витек и хорошо так засмущался. — Я не знал, что нельзя убивать дятлов.

— Дятла? — почему-то обрадовалась Катерина. — Какого дятла?

— Большого дятла, настоящего, — ответил дед.

Катерина засуетилась над столом, заприглашала, запредлагала, все еду свою, московскую, предлагала. «Вот икорка, мама, рыбку берите, давайте, а то никто не ест, — начала предлагать, переставлять тарелки без надобности. — Берите, мама, папа, Витенька, ты тоже не закусываешь». Баба Оля принесла горячую картошку, тоже поставила на середку, раздвинула посуду, устроила свою картошку горячую. Давайте вот картошечку, горяченькую, такой в Москве нету. Хорошо было за новогодним столом. Слава богу, все хорошо. И Катерина, и Борис Михайлович теперь уж окончательно убедились, что с Витенькой что-то произошло, в хорошую сторону повернулось. Мир наступил в их душах. А ехали, прямо на крыльях летели, на гвоздях сидели, тревога не оставляла их дома. И вот все хорошо, да так, что и придумать лучше нельзя. Хорошо, когда мир в душе.

— Сколько там времени? — спросила Катерина, ей стало весело. — Сколько, отец? Может, еще разик проводим старый год? Все-таки он не совсем плохой был, давайте.

Наполнили рюмки.

— Я потом выпью, — сказал Витек, — за Новый год, мне хватит.

— Молодец, — одобрил сына Борис Михайлович, — норму свою надо знать.

— Вот бы всегда так, — не удержалась, сказала Катерина и тем самым как бы признала, что всегда у них с Витенькой плохо. Но сейчас-то действительно было хорошо и хотелось разговаривать, с ним говорить и о нем, как давно-давно когда-то. — У нас Витенька такой, — разговорилась Катерина, — он если чего захочет, то уж сделает, он ведь у нас все может, швейную машинку мне починил, в мастерскую не брали, а он взял и починил. Вот нынче кончит школу, в институт пойдет.

— В институт? — спросил дед. — Дело хорошее.

— Я не пойду в институт, — сказал Витек, почему-то улыбаясь.

— Ну и в институтах не всем учиться, — сразу согласилась Катерина, — с головой и так не пропадет, а голова у него, слава богу, каждому б такую.