Витгенштейн

Подобная проблема может показаться относительно несущественной только потому, что в «Трактате» действительно представлена теория, на основе которой возможно создать символику, в коей проявляются условия истинности предложений. Потенциальная шаткость данной теории в какой-то степени компенсируется тем, что она позволяет создавать символику – или давать о ней представление, – которая бережно относится к статусу того, что «может быть лишь показано, но не сказано». Все предложения в «Трактате», разумеется, бессмысленны, но стоит нам понять, к осознанию чего нас хочет подвести автор, как мы получаем безукоризненный результат.

Ясно, что вследствие изменений, которые претерпели взгляды Витгенштейна в начале 1930-х годов, данная позиция перестала быть приемлемой, поскольку она приводила к аннулированию положительного результата, достигнутого «Трактатом», и делала очевидными все недостатки условно-истинностной теории значения. Попытаемся уточнить, от чего придется отказаться, а что – оставить в первой работе Витгенштейна после его отхода от постулата о логическом анализе.

Во-первых, из вышесказанного следует, что больше невозможно признавать существование некоей «сущности» языка, независимой от какого-либо конкретного языка, а также от его географических и исторических характеристик. Как мы помним, данный тезис может применяться лишь в том случае, если можно a priori и в полном объеме создать совокупность предложений, которые могут быть образованы из элементарных предложений как их истинностные функции. Именно этот пункт поставлен под сомнение из-за отрицания постулата об анализе. Отсюда следует отказ от идеи, согласно которой «логика нашего языка» может быть выявлена раз и навсегда. И наоборот, мы должны признать, что между некоторыми предложениями, которые можно образовать в обыденных языках, существуют логические отношения, которые Витгенштейн называл также внутренними отношениями, которые являются «неприводимыми» в том смысле, что их нельзя подвести к подсчету истинностных функций. Вопрос в том, каким образом можно показать подобные отношения, учитывая, что мы больше не располагаем единственной общей формой предложения, а также в том, нужно ли вообще пытаться это делать.

Во-вторых, отрицание постулата об анализе не затрагивает другое важное положение «Трактата», идею, согласно которой все, что мы говорим, имеет смысл в силу определенного количества априорных требований, которые Витгенштейн назвал в своей первой работе «логической формой». В «Трактате» эта идея казалась несколько загадочной, однако по сути она находит свое соответствие в одном вполне обыденном свойстве естественных языков.

Мы можем начать говорить осмысленно и формулировать имеющие смысл предложения только в случае, если заранее принимаем, и притом, как правило, негласно, правила грамматики языка, на котором говорим. Казалось бы, банальность, но небезынтересная: если мы хотим, чтобы нас понимали окружающие, нам нужно по умолчанию и зачастую без лишних разговоров принять правила, благодаря которым эти разговоры и делаются возможными. Самое интересное состоит в следующем: мы можем разговаривать обо всем, кроме правил грамматики, которые заранее обуславливают тот факт, что мы формулируем имеющие смысл предложения. Говоря более образно, мы можем разговаривать о грамматике, только если располагаем «предграмматическим» или «аграмматическим» языком, то есть языком, который еще не является языком, что само по себе абсурдно.

Бесспорно, существует немало людей, которые рассуждают о грамматиках естественных языков с целью установить их правила. Однако, как мы видим, для этого им приходится также без лишних разговоров принимать эти правила. К примеру, если грамматист говорит: «Предложение должно состоять из именной синтагмы и глагольной синтагмы», он предполагает, что его читатель и он сам принимают данное правило, поскольку сообразно с ним он построил предложение, которое читатель должен понять. Предположим, что мы ставим это правило под вопрос; при этом мы будем вынуждены прибегнуть все к тем же предложениям, состоящим из именной синтагмы и глагольной синтагмы…

«Логическая форма», представленная в «Трактате, по сути дела, влечет за собой очищенную, так сказать, общую для всех языков грамматику. В некотором смысле речь идет о создании «логической грамматики», которая бы позволяла знать условия истинности каждого образованного предложения. Исчезновение этого стремления вследствие отказа от постулата об анализе не отменяет того факта, что мы можем формулировать осмысленные предложения только на основании негласного принятия всякого рода правил. Так мы возвращаемся к одной из главных тем «Трактата», суть которой заключается в том, что мы не можем ничего сказать о том, что является условием смысла, потому что не можем поместить себя до смысла.