Витя Малеев в школе и дома

– Что ж, это самое лучшее, что ты мог придумать. Только условие: ты должен дать обещание, что исправишься и будешь хорошо учиться.

– Я теперь буду хорошо, – сказал Шишкин.

– Ну смотри. Завтра с утра приходи в школу, а я попрошу директора, чтоб он разрешил тебе продолжать учиться.

– Я приду.

Ольга Николаевна сказала нам всем, чтобы мы шли домой делать уроки.

Костя увидел, что она не собирается уходить, и сказал:

– Ольга Николаевна, я хочу вас попросить: не говорите маме!

– Почему? – спросила Ольга Николаевна.

– Я теперь буду хорошо учиться, только не говорите!

– Значит, ты хочешь продолжать обманывать маму? И еще хочешь, чтобы я тебе помогала в этом?

– Я не буду больше обманывать маму. Мне так не хочется огорчать ее!

– А если мама узнает, что мы с тобой вместе обманывали ее? Ведь она будет огорчена еще больше. Правда?

– Правда.

– Вот видишь, надо маме сказать. Но так как ты обещаешь взяться за учебу как следует, то я попрошу маму, чтобы она не очень сердилась на тебя.

– Я обещаю.

– Вот и договорились, – сказала Ольга Николаевна. – А сейчас бери книги, и будем заниматься.

Я ушел домой вместе с ребятами и не знаю, что было дальше.

Глава шестнадцатая

И вот на другой день Шишкин явился в класс. Он растерянно улыбался и смущенно поглядывал на ребят, но, видя, что его никто не стыдит, он успокоился и сел рядом со мной. Пустое место за нашей партой заполнилось, и я почувствовал облегчение, будто у меня в груди тоже что-то заполнилось и стало па свое место.

Ольга Николаевна ничего не сказала Шишкину, и уроки шли как обычно, своим порядком. На перемене к нам пришел Володя, ребята стали рассказывать ему про этот случай. Я думал, что Володя станет стыдить Шишкина, а Володя вместо этого стал стыдить меня.

– Ты ведь знал, что твой товарищ поступает неправильно, и не помог ему исправить ошибку, – сказал Володя. – Надо было поговорить с ним серьезно, а если бы он тебя не послушался, надо было сказать учительнице, или мне, или ребятам. А ты от всех скрывал.

– Будто я с ним не говорил! Я сколько раз ему твердил об этом! Что я мог сделать? Он ведь сам решил не ходить в школу.

– А почему решил? Потому что плохо учился. А ты помог ему учиться лучше? Ты ведь знал, что он плохо учится?

– Знал, – говорю. – Это все у него из-за русского языка. Он всегда у меня русский списывал.

– Вот видишь, если б ты по-настоящему заботился о своем друге, то не давал бы ему списывать. Настоящий друг должен быть требовательным. Какой же ты товарищ, если миришься с тем, что твой друг поступает нехорошо? Такая дружба ненастоящая – это ложная дружба.

Все ребята начали говорить, что я ложный друг, а Володя сказал:

– Давайте после уроков соберемся, ребята, и поговорим обо всем.

Мы решили собраться после уроков, но, как только занятия кончились, Ольга Николаевна подозвала меня и Шишкина и сказала:

– Костя и Витя, зайдите сейчас к директору. Он хочет поговорить с вами.

– А о чем? – испугался я.

– Вот он вам и расскажет о чем. Да вы идите, не бойтесь! – усмехнулась она.

Мы пришли в кабинет директора, остановились на пороге и сказали:

– Здравствуйте, Игорь Александрович!

Игорь Александрович сидел за столом и что-то писал.

– Здравствуйте, ребята! Заходите и садитесь вот на диван, – сказал он, а сам продолжал писать.

Но мы сесть боялись, потому что диван стоял очень близко возле директора. Стоять возле дверей казалось нам безопаснее. Игорь Александрович кончил писать, снял очки и сказал:

– Садитесь. Чего же вы стоите?

Мы подошли и сели. Диван был кожаный, блестящий. Кожа была скользкая, и я все время съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нем как следует я не решался. И так я мучился в продолжение всего разговора – а разговор получился длинный! – и от такого сидения устал больше, чем если бы все это время стоял на одной ноге.

– Ну, расскажи, Шишкин, как это тебе пришло в голову стать прогульщиком? – спросил Игорь Александрович, когда мы сели.

– Не знаю, – замялся Шишкин.

– Гм! – сказал Игорь Александрович. – Кто же об этом может знать, как ты думаешь?

– Н-не знаю, – снова пролепетал Шишкин.

– Может быть, по-твоему, я знаю?

Шишкин исподлобья взглянул на Игоря Александровича, чтоб узнать, не шутит ли он, но лицо у директора было серьезное. Поэтому он снова ответил:

– Не знаю.

– Что это, братец, у тебя на все один ответ: «Не знаю». Уж если разговаривать, то давай разговаривать серьезно. Ведь я не просто из любопытства спрашиваю тебя, почему ты не ходил в школу.

– Так просто. Я боялся, – ответил Шишкин.

– Чего же ты боялся?

– Я боялся диктанта и пропустил, а потом боялся, что Ольга Николаевна спросит записку от матери, вот и не приходил.

– Почему же ты боялся диктанта? Что он, такой страшный?

– Я боялся получить двойку.

– Значит, ты плохо готовился по русскому языку?

– Плохо.

– Почему же ты плохо готовился?

– Мне трудно.

– А по другим предметам тебе тоже трудно учиться?

– По другим легче.

– Почему же по русскому трудно?

– Я отстал. Не знаю, как слова писать.

– Так тебе подогнать надо, а ты, наверно, мало по русскому занимаешься?

– Мало.

– Почему же?